— Берегись!
Ждали, пока все отойдут, переспрашивали, повторяли предостережение. Жарков, с трудом вытаскивая из тины бродни, ходил вокруг саперов, давал указания, распоряжался, помогал выкатывать длинные стволы только что срубленных деревьев. Людей видно не было. В темноте стоял острый запах пота. Деревья падали.
— Товарищи, пили! Пили! — Жарков кричал, сквозь гром работы подбадривал бойцов.
— К утру, товарищи, поляну-то очищать надо!
В тайге далеко и на поляне другой Жарков, невидимый, огромный и властный, раскатисто повторял:
— Пили, товарищи! Пили!
Все мысли сосредоточивались на одном: «Пропилить!»
— Товарищи, пили!
Сверло с грохотом впивалось в разбуженную тайгу. Узкая полоска новой дороги росла. Завод стучал, звенел. Потом пахло сильнее, чем смолой.
К рассвету весь, обоз подвода за подводой, осторожно заполз в узкую щель просеки. На поляне остались черные головни потухших костров. Скот, зажатый между телег, ревел, срывался в воду с мокрых, скользких бревен мостков. Женщины жались с ребятишками на возах. Комары миллионами набрасывались на беглецов. Впереди пилили. Тайга медленно расступалась, давала дорогу. Жарков с командиром Пчелинского полка задержался на поляне.
— Смотри, Силантьев, держись до последу. Если станет невтерпеж, вздумаешь отступать — предупреди.
— Об этом не думайте, товарищ Жарков, постоим, как сила возьмет.
— Нам чтоб врасплох с пилами да с топорами не влопаться.
— Не сумлевайтесь.
— Ну смотри, брат, не подгадь. Счастливо тебе!
Жарков повернул лошадь, поехал к обозу. Со стороны Сохатинского колка трещали выстрелы. Полевые караулы партизан встречали разведчиков белых. Весь день красильниковцы небольшими разведывательными партиями путались по тайге. Кучки партизан из засады нападали на них, обращали в бегство. Ночь прошла спокойно. Но работа не останавливалась. Узкая щель раздирала тайгу, наполнялась людьми и животными, кипела шумным, горячим потоком.
— Пили! Пили!
Пчелинцев сменили медвежинцы. Черепков промерил поляну, наставил кое-где вешек, думая бить наверняка, прицел назначать сразу безошибочно. Полевые караулы и маленькие засады были сняты. Партизаны залегли за укрепленной засекой в окопах.
Гусар в красной бескозырке осторожно подъехал к краю поляны, остановив лошадь, всматривался в темную чащу. Партизаны зашевелились, приподняли головы.
— Товарищ Черепков, дозвольте уконтрамить его, — шептал молодой парень Петр Быстров.
В зеленой тени глаза Петра светились, безусое круглое лицо напряженно вытянулось.
