Но безутешный папаша, выместив первый гнев, уже и так поутих. Грузно повалившись на диван, он мрачно поинтересовался:
— Когда тело пацана вывозить будут? Хочу попрощаться.
— Через два часа после смерти. Так положено. — Поднявшийся с пола Юрий растерянно стоял около шкафа. — Час остался, — запнувшись, поправился он.
— Долго. Проведите меня к сыну, — не терпящим возражений тоном прохрипел Мастодонт.
— Но… — Травматолог осекся, поймав быстрый взгляд майора. — Сейчас я предупрежу медсестру. — Он вышел.
Николай приложил к саднящему месту носовой платок. Крови было немного. Головокружение на уровне легкого похмелья. Лишь зудел порез под волосами.
— Идите за медсестрой. Она вас проведет. — Вернувшийся Юрий был предельно вежлив, но подрагивающие губы и бегающий взгляд выдавали внутреннюю напряженность.
Мастодонт и майор вышли. Оставшийся страж порядка, щуплый старлей, окинув веселым взглядом разгромленную комнату, ехидно поинтересовался:
— Жертвы есть?
— А что, можно заявление о нанесении телесных повреждений подать? — парировал Николай. И, не дожидаясь ответа, направился в свое отделение.
Подступавшую злость вытесняла одна мысль: «Только бы не пришлось волосы вокруг ссадины сбривать».
Выездные курсы по реанимации новорожденных длились три дня. Занятия проходили в актовом зале второй городской больницы. Здесь было просторней и уютней — сказывалось многолетнее спонсорство металлургического завода.
Почетными делегатами от реанимационного отделения единогласно (голоса самих «делегатов» корректно не учитывались) были избраны Александр и Дмитрий.
Для последнего это, впрочем, было весьма прогнозируемым событием. Парень всего лишь два года работал анестезиологом, еще не имел категории и вполне закономерно считался «ребенком отделения».
А вот у Александра самолюбие взыграло. Он, врач второй категории с шестью годами анестезиологического стажа за широкими плечами, вполне, по его мнению, мог бы претендовать на равноправное участие в голосовании, где кандидатура второго «делегата» определялась бы на общих основаниях. Хотя, критически оценивая подобный вариант развития событий, он понимал, что шансы у него были лишь в случае выбора методами тыка, «короткой спички», считалочки, — но на подобный непрогнозируемый экстрим коллеги вряд ли бы согласились.
Впрочем, поначалу все складывалось не так уж и плохо.
Профессор, читавший лекции, оказался человеком аккуратным и все три дня приезжал ровно к девяти утра. К двенадцати теоретическая часть заканчивалась и слушателям раздавались тестовые бланки, на заполнение которых уходило минут двадцать. Таким образом, Александр освобождался на два часа раньше, чем в рутинный трудовой будень. Лишь на третий, заключительный, день цикла дотошный кафедрал вздумал устроить практический экзамен по интубации манекена младенца. Александр спокойно вызвался в числе первых, уверенно провел манипуляцию, ввел трубку в четко очерченное отверстие. Но ложка дегтя не заставила себя ждать. Он «ошибся дыркой», введя трубку в отверстие пищевода, а не трахеи. И это он, на счету которого, по его же собственным скромным подсчетам, была по меньшей мере тысяча интубаций взрослых пациентов и полсотни манипуляций с «настоящими» живыми младенцами. А тут с какой-то куклой, и такой казус. Но окончательно настроение у него испортилось, когда, вынужденный в течение бесконечно долгих трех минут стоять перед всем залом с извиняющейся полуулыбкой, он параллельно должен был изображать внимательную заинтересованность словами профессора, подробно и, казалось, с некоторым ехидством объяснявшего суть ошибки. Напряженная поза Александра и раздосадованный взгляд настолько выдавали внутреннюю напряженность, что стоявшая рядом ассистентка кафедрала утешительно шепнула:
