Григорий, мотнув большой головой, надавил на мозоль всего сценария:
— Ну с операшкой, сам понимаешь, чем быстрее, тем лучше. Ну а если в твое отсутствие форс-мажор какой с давлением или с дыхалкой? Неужто без трусов в мыльной пене прибежишь пациента спасать?
— Не прибегу. — В ухмылке Виктора, практически незаметной под маской, отразилась скорее досада, чем ирония. — К тому же, если вы ему аорту не пересечете, со всем остальным Лиля в первые минуты и без меня справится. Ну а если пересечете — мне и бежать смысла нет.
— Ладно, иди, ополаскивайся. — Григорий снял перчатки и направился в предбанник. — Вынужденный перекур. Игорь, воткни мне в зубы сигарету. Расстерилизовываться неохота.
Усевшись на железный стул-вертушку, Тыч прикурил от поданной напарником зажигалки и, ухватив перекладинку сигареты стерильным зажимом, смачно затянулся, выпустив кольца дыма через нос. Спиной он прислонился к теплой батарее, а длинные худые ноги вытянул на добрую половину узкого кафельного пространства предбанника. Зажим давал возможность не касаться сигареты простерилизованными руками, а нагоравший пепел стряхивался о края стоявшей тут же пепельницы. Данный способ курения восходил своими корнями к середине позапрошлого столетия, когда, на заре стерилизационной эры, доктора-курильщики в куцых промежутках между операциями вынуждены были искать возможности удовлетворения своей тяги к никотину, не загрязняя рук. Иногда это было продиктовано нежеланием лишний раз подвергать кожу процедуре обеззараживания отнюдь не безвредными растворами. Однако в истории отечественной медицины, как и в описываемом случае, подобные меры зачастую были продиктованы необходимостью экономии стерильных операционных костюмов.
Виктор тезисно объяснил анестезистке тактику ведения больного в свое отсутствие. Предполагалось, что мужик будет лежать на ИВЛ в состоянии поверхностного наркоза и лишь при явных признаках массивного внутрибрюшного кровотечения, когда отсрочка операции станет невозможной, Лиля введет сильнодействующие обезболивающие средства.
Спринтерским шагом Лавриненко поспешил в реанимационное отделение, располагавшееся этажом выше. Благо дверь, ведущая на запасную лестницу, была открыта, и не пришлось звать санитарку с ключом. После средней освещенности коридора хирургического отделения лестничный пролет казался погруженным во тьму, и, сбавив темп, ступеньки приходилось в буквальном смысле нащупывать. Но выбирать другой маршрут не стоило обход к центральной лестнице через все отделение был чреват встречами с многочисленными медсестрами и пациентами, а на лестничном пролете велик риск столкновения с коллегами-дежурантами.
