Вот закрыть сейчас глаза - снова чувствуешь тишину. Она живая, хитрая тишина в паутине и в мутном, как микстура, небе. Это она шевелит на стене плакатом, приказывает ему подмигивать по-озорному: "крепись"...
Гантман смотрит на свои руки: врыться-бы ими в землю, чтобы из нее пошел чернозем, и ничего тогда не будет, земля остановит тогда нестерпимый галоп мысли.. Или закричать так, чтобы все стало ясно, чтобы пришли люди и сказали: "мы знаем, мы чувствуем, мы верим".
--------------
Под вечер явились мужики и наполнилась изба шумом.
- Так не гоже.
- Как ты у нас хозяин - оберегать должон.
- Скажи, кто скот наш уводит?
- А кто на хуторе вчерась три двора спалил, а?
Румяный старик выступил вперед, застучал посошком об пол.
- Где такое видано, чтоб сучья жисть? Тягают жилы, еле душа треплется. Бьемся, ровно в горячке, до портков отдаем, - а где возмещение нам?
- Да, да, Климыч!
- Прямо в горячке!
- Вполне сурьезно.
Гантман смотрел молча сквозь мужичьи глаза и извнутри откуда-то поднималась волна горячей злобы и тяжелой медвежьей тоски. Что, если сказать им, что не сегодня-завтра народная армия полковника Копытовского зальет черной кровью анархии сытые амбары, а вот этого румяного старика, если воспротивится, будут на площади сечь шомполами... Ф-фу, чорт! Нет, он не коммунист, - ха-ха, он обыватель, хуже: он тряпка, брошенная в омут... А книги? А молодость? А кровь, что стучит в мозг, жажда небывалой земли?.. Движение! Тишина? К дьяволу тишину! Чугунногорлым ревом фабрик, ослепительным потоком электрических солнц, стопятидесятимиллионным сердцем, - мы убьем проклятую тишину!..
Вдруг чей-то истошный крик оборвал мысли:
- И... и... и... братцы!!
В окна лезло с неба огромное зарево. Мужики стадом кинулись в двери.
- Мать-твою раз... так!
- Горим!.. Горим!..
- Да не наше это, в роде в Жеребьеве полыхает!
Гантман распахнул окно: западная часть неба пылала. Мимо пробежал, приплясывая, юродивый Алеша, увидал Гантмана, остановился, отчаянно замотал руками и побежал дальше.
Тяжелый, будто подземный гул шел от полей.
--------------
У ворот дома Гантман столкнулся с Пелагеей.
- Я за тобой.
- Что такое? На вас лица нет.
Схватила за руки и жарко зашептала в губы:
- Схоронись, слышишь? Схоронись.
- Да говори толком, ну?
Вошли в кухню. Со стола испуганно шарахнулся кот и стал тереться о сапог. Сбросив платок, Пелагея зажгла лампаду, прошла по комнатам, потирая лоб.
- Ванька работник, - заговорила она отрывисто, подбирая слова, - из Жеребьевой примчался... Там громят... Ваших всех перебили, и мой тоже под руку попал, ну да бог с им! Да...
