Мардук улыбнулся про себя, припомнив, что повешение в Темезии считалось позорнейшей из казней. Все подвергшиеся ему попадали в ад, где их тысячу вечностей пожирала Госпожа Пустоты.
Архивариус потратил минуту, наблюдая, как Фахсала тащат к городской площади, где состоится казнь. Порой он в самом деле бывал сентиментален.
— Это ведь твоих рук дело?
Наконец что-то новенькое. Кажется, Скрижа всё-таки замазала пару царапин.
— Может и так, — согласился Мардук. — Может и так…
— Как ты это сделал? Что ты натворил, архивариус?
— Можно сказать, что я проклял этого сноба, — слегка улыбнулся гоблин, глядя в окно на играющих зеленокожих детей.
— Проклял? — прошипела старуха.
— Не в прямом смысле.
Рейш заметил учителя и помахал ему двумя руками разом. После известия о казни плохого дядьки гоблинята уверовали в историю о проклятиях сильнее, чем католики в Папу.
— Как. Ты. Это. Сделал? — Теперь Скрижа была действительно серьёзна.
— Всего лишь дал ему книгу, где заменил несколько листов, — честно ответил Мардук.
Лицо его было безмятежно, а душа — спокойна. Вписать раскрытый стражниками шифр повстанцев в предназначенную для заносчивого дурака книгу было в самом деле несложно. Скорее всего, тот даже не понял, что его арестовали из-за томика Фель-Имини, лишь по пути на казнь осознав кто за этим стоит. Перед смертью люди часто становятся на редкость проницательны.
— А ещё, если тебе интересно, — спокойным тоном продолжал архивариус, — я стравил семьи Гори и Страйвел, призывавшие вышвырнуть нас из города. И это я лишил состояния лорда Вингара, который травил зеленокожих собаками для развлечения. Я сделал так, что купец Силгарн, который использовал гоблинов как рабов, отравился стряпнёй повара, избивавшего матушку Вальду. Я превратил леди Милрот, издевавшуюся над нашей внешностью, в сморщенный сухофрукт. Я много чего ещё сделал. И, конечно, это я распространил все слухи о проклятиях.
— Ты… Ты… Что ты задумал?
Мардук отвернулся от окна, внимательно посмотрев на старую гоблиншу. Стёкла его очков сверкали, будто пара автомобильных фар.
— Революцию, Скрижа, — просто ответил он ей. — Революцию.
Легко и спокойно. Безмятежно…
