Он был совершенно прав. Все то лето у меня нестерпимо болело сердце, и эта болезнь растянулась на два года, которые мы с зародившейся на моем ковре сладкой парой прожили практически одной семьей.
Нет, я не сдалась… Я не бросила Костю! Я выбрала то, что Жан Кокто называл «одомашненной катастрофой» - один и тот же кошмар, ставший образом жизни. Неделями я торчала у них дома, на съемной квартире. Мы с Костей говорили до трех ночи на кухне, потом он шел спать с Сашей… А я чувствовала себя так, словно Господь поставил меня в угол на гречку.
Я сбегала от них!
Я меняла любовников. Я крутила романы одновременно с тремя, с четырьмя, коллекционируя мальчиков с маниакальностью Фредерика Клегга и издеваясь над ними с равнодушием маркиза де Сада. И не спала ни с одним. И спала с первым встречным. И просыпалась в каких-то общагах, квартирах, и, уезжая оттуда, не могла вспомнить адреса своих мутных грехов. Я шаталась по Городу и сидела в компаниях, и мои волосы пахли сигаретным дымом, я говорила что-то, что попало, и все мои дни были похожи на один бесконечный, тошнотворно-бессмысленный день. Жизнь сужалась до размеров пятиметровой хрущевской кухни, на которой мы с Костей сидели полночи… Все остальное пространство было черным. В нем не было воздуха!
Вся моя квартира, стены, пол, обивка дивана, письменный стол и безобидный чайник на кухне были покрыты моим одиночеством, липким и отвратительным, как разлитое масло. Каждая вещь в доме была безнадежно отравлена им. Каждая книга сочилась ядом летальной любви. Все мои любимые книжки вдруг оказались написанными только про это. Все песни были про нас с Костей! И каждая строчка, включая детский стишок «зайку бросила хозяйка, под дождем остался зайка», - ставила мне диагноз.
И каждый вечер, как только стрелка часов дергалась, соскакивая с цифры двенадцать, я захлебывалась одиночеством, отплевывалась одиночеством, барахталась в нем, била руками, цеплялась за кого попало, но все равно шла ко дну… Мне было страшно и холодно. Холодно и страшно. Холодная, страшная, похожая на Панночку Гоголя, любовь гонялась за мной по квартире, и я металась из угла в угол, и закрывала лицо руками, и пряталась под одеяло - она всегда находила меня. И я бежала, бежала, бежала к Косте, ловила машину, звонила им в дверь, и он гладил меня по голове, и называл «Любовь моя». И я думала: «Господи, мы же любим друг друга. Не важно как, лишь бы быть вместе!» А после он шел спать с Сашиком и… мне хотелось то ли кричать, то ли вскрыть себе вены оттого, что на свете есть он, и он такой, какой есть.
