— Получается больше десяти, — заметила она.
А я за последнюю минуту наговорил больше, чем за предыдущие девять дней, мелькнула мысль. Дело, видимо, в том, как она слушает: тихо и сосредоточенно, с едва заметным намеком на веселую усмешку. Но мне-то было ясно, что я нагородил много лишнего, особенно про себя. А она даже не спросила, как меня зовут, хотя другие на ее месте спросили бы обязательно, а услышав ответ, не сумели бы скрыть разочарования.
— А вы? Расскажите про себя, Кайя.
На следующее утро в моей квартире внезапно зазвонил стоявший на маленьком столике телефон. До того неожиданно, что я даже подскочил. Не вставая с дивана, взял трубку и с преувеличенной радостью воскликнул:
— Привет! Надо же! Что стряслось?
— Я думала, вдруг ты звонил.
— Мы же договорились, что звонить не будем.
— Так то было раньше. До хорошей новости.
— Ах, да, я не сообразил, — пробормотал я.
Рядом со мной на диване сидела Кайя, в одной комбинации, испещренной крошечными изображениями мишени. Я встал и с телефоном в руке предусмотрительно отошел в другой конец комнаты; там, сжавшись в комок, я стал почесывать голову — ни дать ни взять ученый муж или жертва мигрени. Меня снедало желание, чтобы жена исчезла, испарилась. И сам не мог поверить, что способен на столь низкие мысли и чувства.
— Короче, солнце мое, хорошая новость подтвердилась, — объявила Милли.
— Потрясающе!
— Ты меня слышишь?
— Конечно, — ответил я.
— Поздравлять будешь?
— Еще как. Фантастика.
— Что-то холодновато ты реагируешь.
— Да?
— Ты работаешь, что ли?
— Ага. Не волнуйся. Все идет прекрасно.
Я поднял глаза. Склонив голову набок, Кайя листала журнал про жизнь телезвезд, который оставил постояльцам хозяин квартиры. На обложке красовалась балтийская знаменитость в стрингах. Кайя явно старалась не прислушиваться к моему разговору. Она только что приняла душ. В тусклом свете ее кожа была ровно того же оттенка, что и мякоть разрезанного яблока, едва начавшая нежно коричневеть. Я влюбился в нее по уши. Ее маленькие груди формой напоминали колокольцы. Я отжал в нее семя, как отжимают сквозь марлю ягодную массу, — так Милли делает джем. Ощущение было именно выжимания, а не судорожного выпрыска, и длилось оно упоительно долго. Потом еще три раза, причем каждый немного отличался от предыдущих. Я был уже почти готов к пятому заходу.
Голос Милли в трубке прервал мои размышления:
— Не стану больше тебе мешать. Просто хотелось с тобой поделиться. Думала, тебе будет интересно.
