Я был сильно озадачен, но вопросы задавать не хотелось: от сигар и резкого запаха горло сильно саднило.
Надо возвращаться другой дорогой.
Для начала я сделал большой крюк по Ратаскаеву, потом, чтобы продышаться как следует, надумал побродить еще. Незаметно для себя свернул в незнакомый узкий, кривоватый, пропахший кошками переулок, тянущийся вдоль старинной стены; переулок неожиданно вывел меня на мощенную булыжником улицу. В первые мгновенья я ее не узнал, но вдруг увидел вывеску «Кафе Майолика». И все вокруг разом сложилось в знакомую картинку, как в детстве стекляшки в игрушечном калейдоскопе.
Что-то тут не так. Ведь именно это место я хотел обойти стороной. Был уверен, что поднялся выше, где-то близ церкви Св. Олава. Конечно, мои познания о Таллинне очень скромны. Вообще говоря, старый центр города совсем невелик, и чем больше я его узнавал, тем больше он съеживался.
Кровь стучала в ушах, но не от физического напряжения. Нажимая на расшатанную ручку (дверь была подкупающе старомодная, во французском стиле), я сознавал, что делаю ошибку, сворачиваю не туда, куда надо. Но это даже возбуждало меня, потому что глубоко в душе я тем самым доказывал себе, что в действительности я свободнее, чем предполагал.
Не сказать, чтобы прежде я считал себя несвободным. В этом плане брак мало что изменил, даже притом что заключили мы свой союз в одной из стариннейших английских церквей, с древнесаксонским нефом и тисом времен Римской империи на церковном погосте. Свадьба была не рядовая, ведь ее устраивала не шушера какая-нибудь, а Дюкрейны, поэтому она — как бы поточнее выразиться? — благоухала богатством: гостей собралось человек пятьсот, среди них — цвет лондонского музыкального мира, сливки английской землевладельческой знати и банковского Сити. Мать невесты (славная старушка Марджори), указав на одного из приглашенных, шепнула мне, что он преодолел планку в три миллиона фунтов годового дохода, не считая премиальных. Гость, в визитке и полосатых брюках, выглядел совершенно счастливым.
— Недооценили его нюх, — добавила хлебнувшая лишку Марджори.
Ослепленные великолепием церемонии, мои родители съежились и сидели молча, не решаясь открыть рот. Потом мама вдрызг напилась и стала развлекаться от души — к большому смущению новобрачного, ведь мать у меня слепа (слепа по-настоящему, а не просто налила зенки). Пришлось просить слуг за ней присматривать, особенно возле прудов.
Если бы еще и погода была солнечная, то, по общему мнению, наша свадьба затмила бы своим блеском все когда-либо виданные бракосочетания. День, однако, выдался на редкость душный, окрестности под белесым небом были окутаны серой пеленой. Это напоминало пароварку; вдобавок невесть откуда взявшаяся мошкара облепляла все подряд, в том числе и гостей.
