Фотограф заморгал глазами навыкате. Опустил плечи, разминаясь после мощного объятия Перони.
— Зачем прерываться? Разве мне запрещено снимать?
Ник Коста слушал скрипучий голос Сандри — тот говорил с северным акцентом, — потом вздохнул и положил руку на плечо напарника, как бы сдерживая его порыв. Он боялся, что неуравновешенный здоровяк Перони может зайти слишком далеко. Фотограф уже целый месяц работал в квестуре. Довольно славный парень, с претензией на тонкий вкус, он получил что-то вроде государственного гранта на создание документального фотоотчета о работе полиции. Он фотографировал всех подряд: постовых полицейских и работников суда, сумасшедших из морга и церковников. Коста уже видел некоторые его работы: унылые черно-белые снимки охранников, на самом деле весьма недурные. Он заметил, что парень вполне освоился в полиции и бросал на Перони и Косту жадные взгляды, когда бы они ни встречались на его пути. Мауро — настоящий фотограф. Он мыслит исключительно визуально. Вот он смотрит на Ника Косту — маленького, хрупкого, молодого, похожего на бегуна, по какой-то причине сошедшего с дорожки, — и мысленно сопоставляет его с грузным напарником, на двадцать лет старше Ника, с обезображенным лицом, которое трудно забыть, и палец его начинает томиться по затвору фотоаппарата.
Джанни Перони, конечно, тоже знал об этом. Он привык к взглядам исподтишка. Многих интересовали его внешность и биография. В течение нескольких лет Перони работал инспектором в полиции нравов, пока, около года назад, его не понизили в звании за одну оплошность. Он прикоснулся к проходившим по делу наркотикам. Хотел только попробовать, делился он not ом с напарником. Наблюдательный фотограф заинтересовался его обезображенным лицом. Вообще-то оба полицейских представляли для него интерес. Сандри просто не мог в один прекрасный день не сделать с ними серию снимков. А Перони не упустил случая, чтобы хорошенько помять фотографа.
— Можешь снимать дальше, Мауро, — сказал Коста и уловил обиду в светлых бусинках глаз Перони. Взяв напарника за руку, он прошептал: — Это просто фотографии, Джанни. Ты знаешь, чем они хороши?
— Просветите, профессор, — пробормотал Перони, наблюдая за тем, как Сандри пытается вставить в «Никон» 35-миллиметровую кассету.
— Они показывают лишь то, что находится на поверхности. Остальное надо додумывать. Ты пишешь свой собственный рассказ. Придумываешь начало и конец. Фотографии — не жизнь, а произведения искусства.
