— Мы поймаем ублюдка, — проговорил Коста тихо. — А где Фальконе?
— Внутри, — со злобой в голосе ответил Перони. — Наверное, наслаждается видом.
На дальних стенах площади замелькали отражения синих огней. Кошачий вой сирен стал таким громким, что в квартирах зданий на близлежащих улицах зажегся свет. Коста встал. С Перони бесполезно разговаривать, когда он в таком настроении. Надо подождать, пока минует буря.
Коста прошел через двери по направлению к белому потоку, который все кружился, спускаясь из широкого круглого отверстия в вершине купола.
Сторож сидел в своей каморке у входа, опустив красное лицо на грудь и пытаясь изо всех сил не вмешиваться в происходящее. Лео Фальконе стоял возле снежного конуса, а тот все рос, питаемый снежной массой, валящей с неба. Коста вспомнил, как они изучали Пантеон в школе на уроке искусств. Здесь, в центре зала, лежала фокальная точка здания, ось, вокруг которой все и организовывалось с точностью древней симметрии — и огромное полушарие, и монументальный кирпичный цилиндр, привязывающий воображаемый космос к земле.
— Фотограф мертв, — доложил Коста, стараясь выразить голосом упрек.
— Я знаю, — холодно отреагировал Фальконе. — Мы находимся на месте преступления. Можешь предположить, куда скрылся убийца?
— Нет.
Каменное лицо Фальконе говорило само за себя.
— Прошу прощения, — добавил Коста. — Мы пришли сюда, полагая, что в Пантеон проникли бродяги в поисках тепла. Сработала сигнализация.
— Знаю, — сосредоточенно проговорил инспектор. Он подошел к головной части воронки, где она почти соприкасалась с апсидой и алтарем, указывая точно на юг, прямо напротив входа в галерею и открытых бронзовых дверей. Коста последовал за ним. Фальконе нагнулся и пальцем в перчатке показал на кромку свежего снега.
У Косты захватило дух, когда он понял, что к чему. Тонкая окрашенная линия шла из внутренней части воронки до кромки снежинок, превращающихся в воду на мраморе и порфире. Пятно все бледнело, приближаясь к кромке, однако ошибки быть не могло. Ник Коста знал цвет крови.
— Мне уже приходилось таким заниматься, — проговорил Фальконе, вынимая из пальто носовой платок. — Проклятый снег!
Медленно и осторожно, легкими прикосновениями инспектор начал расчищать воронку.
Коста отошел назад и наблюдал, желая очутиться сейчас в другом месте. Из-под мягкой снежной простыни показалась голова женщины. Красивая, с большим чувственным ртом, широко открытыми темно-зелеными глазами. Умное и открытое лицо выражало крайнюю степень удивления, граничащего с возмущением.
