Эмили очень долго ждала ответа и уже начала думать, что мать выключила телефон.
— А именно?
— Возможно, тут нет никакой связи. Не знаю. Просто…
Связаны события или нет, суть не в том.
— Пока я не узнаю, что произошло на самом деле, — продолжала она, — пока не выясню, кто он такой и почему все закончилось именно таким образом… Мне кажется, отец не совсем умер. Для меня.
— Его убил сумасшедший, Эмили! — крикнула мать. — Что еще тебе нужно знать?
— Кем он был. Чем занимался.
Вновь пауза. А потом последовало нечто, чего Эмили не ожидала. Поступок матери превосходил все самое жесткое, что она терпела от нее в тот период, когда они с отцом разводились.
— Я не в настроении сейчас говорить об этом! — резко отрубила она.
Теперь линия действительно замолкла. Эмили Дикон поняла: она единственный человек, хранящий память об умершем Дэне Диконе.
Торнтон Филдинг считался в посольстве хорошим парнем. Он уже давно состоял на службе и за двадцать лет пребывания в Риме стал здесь практически аборигеном. Эмили знала Филдинга с детства. Теперь ему примерно пятьдесят пять, однако он по-прежнему строен и элегантен. Носит темные шерстяные костюмы, идеально отглаженные белые рубашки и красные шелковые галстуки. Вот только густые черные волосы, которые она хорошо запомнила и считала довольно эксцентричными для дипломата, изрядно поредели и поседели. Теперь у него консервативная короткая стрижка. Возраст, впрочем, сделал умное приветливое лицо Филдинга еще более привлекательным.
Он нравился Эмили, когда она была девочкой, хотя она и чувствовала, что он какой-то не такой. Вернувшись на виа Венето под крылом Липмана, она все поняла. Филдинг оставался в Риме по двум причинам. Он так полюбил город, что он стал ему родным. Важным было и то, что здесь к нему относились терпимо. Особенность его сексуальной ориентации тут никого не шокировала. С профессиональной точки зрения это, конечно, затрудняло продвижение по служебной лестнице. Однако в личном плане — а Филдинг, как она теперь понимала, являлся очень свободолюбивым человеком — город давал ему возможность дышать полной грудью и оставаться самим собой. Такой свободы он не имел бы в других местах и уж, конечно, не в Вашингтоне, где постоянно плелись интриги и шла закулисная игра.
Липман презрительно обзывал его «голубым» чуть ли не в глаза. Возможно, потому что знал о привязанности к нему Эмили. А может, она становилась слишком мнительной. В любом случае эти двое всячески избегали друг друга. Оно и к лучшему, хотя Филдинг был связан со службой безопасности. Насколько понимала Эмили, он являлся человеком ФБР в посольстве. Тем, с кем они поддерживали связь и к кому обращались, если нуждались в помощи.
