Мирейн стоял на коленях в траве, склонившись над сложенными чашей ладонями. Когда тень Вадина закрыла солнце, чужеземец поднял глаза вверх.
— Смотри, — сказал он, осторожно приподнимая руки.
В них что-то трепыхалось, блестело ярко-голубыми крыльями и алым пятном у горлышка. Дракончик вскарабкался на верхушку указательного пальца и свернулся там в клубок, слегка шевеля крыльями, чтобы удержать равновесие. Мирейн тихонечко рассмеялся. Существо вторило ему, только на четыре октавы выше. Внезапно дракончик взмахнул крыльями и метнулся в заросли терновника.
Мирейн потянулся, вздохнул и улыбнулся своей неожиданной улыбкой.
— Никогда бы не подумал, что северяне увлекаются садами.
— Мы и не увлекаемся.
Вадин пытался дерзить; он опустился на траву рядом с юношей, невзирая на полное облачение. Мирейн не счел нужным обращать на это внимание.
— Король сделал это для желтой женщины, для королевы. Она чахла среди наших голых камней. Ей было мало пастбищ, а женские дворы с их травами были для нее слишком суровы. Ей понадобились цветы.
Когда он это сказал, губы его слегка скривились.
— Желтая женщина, — повторил Мирейн. — Бедная госпожа, она умерла прежде, чем моя мать узнала ее. Я представляю ее очень красивой, но хрупкой как цветок.
— Так говорят певцы.
Мирейн сорвал алый цветок. Руки у него были маловаты для мужчины, длинные пальцы касались вещей нежно, как девичьи. Они сомкнулись над цветком. Когда пальцы вновь раскрылись, в них лежал твердый зеленый плод. Он быстро созревал, темнея и наливаясь, мерцая золотом.
Мирейн поднес плод терновника к носу Вадина. Его поразил сильный сладкий аромат, исходивший от плода с румяным бочком. Он был настоящий, созревший весной.
— Да, — сказал Мирейн, — я маг, прирожденный мастер; мне не нужны заклинания, чтобы вершить свое колдовство, только твердая воля.
В его руке зажглось солнце. Плод исчез. Мирейн обхватил колени и начал раскачиваться, в ожидании глядя на Вадина. Чего он ждал? Низкопоклоннического повиновения? Всепоглощающего ужаса?
— Обыкновенного признания, — сказал маг, словно прошелестел сухой листвой.
Вадин ответил ему раскаленной яростью:
— Убирайся из моего мозга!
Мирейн захлопал в ладоши.
— Браво, Вадин! Повинуйся моему отцу, терпи меня, но не смиряйся. Не выношу раболепных слуг.
— Почему? — спросил Вадин. — Одно твое слово — и я твой околдованный раб.
— Почему? — эхом повторил Мирейн. — По приказу короля ты уже мой. — Он сел прямо, внезапно помрачнев. — Вадин аль-Вадин, я не приемлю неохотного служения. Во-первых, у меня от него болит голова. Во-вторых, оно ведет к предательству. Но я не унижусь до того, чтобы завоевывать твое искреннее служение с помощью своей силы. Если твоя преданность принадлежит другим, иди к ним. Я с королем сам разберусь.
