— Когда вы нажимали на «пуск», у вас была полная уверенность в том, что вы сбиваете разведчика, а не пассажира?
— Стопроцентная. Правду я узнал только на земле.
— Но ведь «Джамбо» похож не на карандаш, а на толстый банан.
— Я, скорее всего, ошибся. Расстояние было немалое… И потом, не мог же весь мир впасть в заблуждение? Работали комиссии. Нашли черный ящик, куски обшивки, вещи пассажиров. Правда, ящик почему-то оказался пустым, да и трупов не обнаружили. Кто-то решил, что трупы сожрали рачки и рыбы.
— Да-а-а… Евгений Петрович, возникла необходимость вернуться к этой истории.
— Мне нечего добавить к моим старым показаниям. Все они, очевидно, хранятся в каком-то деле. Вы их легко найдете.
— Речь идет не о даче новых показаний, а о вашем личном участии в новом расследовании.
— Кому это понадобилось?
— России.
— Какой России? Той России, которой я присягал на верность и служил, как умел, больше нет. А нынешней власти я служить не желаю.
— Странно. Вы ведь новый русский, а стало быть, новая власть — ваша власть.
— Сергей Николаевич, разрешите мне ничем не мотивировать мой отказ. А, впрочем…
Тут Климович поднялся и подошел к окну.
— Вы видите этот лес? Двадцать шесть гектаров отличного леса, огороженного железным забором?
— Конечно вижу.
— И полосатую антенну тоже?
— И антенну тоже.
— А что это за антенна, знаете?
— Насколько мне известно, здесь, на Ходынке, в начале первой мировой войны была построена для связи с союзниками мощная военная радиостанция. Впоследствии она использовалась Красной Армией. Что было дальше, не знаю.
— А теперь тут так называемое хозяйство Ливитина. Редакции у них в центре города. Там работают сотни, а может быть, тысячи служащих. Кто им платит, черт знает. В этом лесу их передатчики. Они вещают круглые сутки. Каждая станция имеет в своем названии слова «Россия» или «Москва». Это единственное, что в них есть от России и Москвы. Они выплескивают в мир немного рекламы. Все остальное — чужая музыка, от которой либо сексуальные, либо рвотные позывы, и зловонная, гнусная, гаденькая антирусская ложь. Цель этих станций — растлить душу России. А теперь скажите, какое подлинно национальное патриотическое правительство позволило бы у себя дома что-либо подобное? Вам нечего возразить, Сергей Николаевич!
Тучков усмехнулся.
— Вы говорите языком Худобина.
— Мы с Иваном мыслим одинаково. А потому давайте выпьем за упокой душ невинно убиенных и поставим на этом деле точку.
Климович снова наполнил рюмки.
