.
– Отличная оленинка, – заметил Приск. – Как охота нынче?
– Охотничьи угодья далековато. Ну ничего – нам три дня выпало от души порезвиться.
– Так щедр был военный трибун?
– Просто мы умны. А уж Оклаций хитер как ворон. Догадайся, что он учудил!
Приск пожал плечами.
– Начало истории печальное. – Тиресий изобразил трагическую мину. – Был у нашего Оклация щенок, да вот незадача – подавился костью, проткнул себе что-то внутри да издох. А вот дальше… – Тиресий сделал значительную паузу. – Наш Оклаций, хитроумный как Улисс, придумал вот что: шкуру со щенка снял да покрасил, потом аккуратно постриг хвост, так что вроде как кисточка получилась, да показал трибуну и заявил, что добыл на охоте львенка.
– И трибун поверил? – недоверчиво хмыкнул Приск.
– Ха! Еще как! Аж глаза загорелись. Не заметил – что шкура-то с двух сторон крашеная, будто львы и изнутри желтые. Не утерпел, тут же потребовал вести себя на место, где якобы львы водятся. Мы и повели – накануне мы там следов этих самых львиных наделали, пока ездили на разведку. Требоний даже в седле подпрыгнул, как увидел следы, – решил Адриана за пояс заткнуть – тот, говорят, льва на охоте убил самолично, а Требоний наш мечтал Адриана переплюнуть.
– Львы тут не водятся.
– Это ты знаешь. А Требоний по окрестностям три дня гонялся. А мы тоже гонялись – правда, в стороне. Подстрелили парочку оленей.
– Не зря тебя, Оклаций, сделали бенефициарием, – заметил Приск.
– У меня еще пара задумок в запасе, – скромно потупился жулик.
В этот момент дверь распахнулась, и на дружескую пирушку пожаловал Фламма.
– Сюда, стилоносец! – весело воскликнул Оклаций, пододвигаясь и освобождая для товарища место.
– С тобой не сяду! – заявил Фламма, ставя на стол кувшин вина (тем самым внося свою лепту в дружескую пирушку). – Только с Приском.
– Как скажешь, – хмыкнул Оклаций. – Приск у нас красавчик!
– Убью! – рыкнул Фламма. Правда, в рычании его прорывались визгливые нотки.
Центурион подвинулся:
– Садись, старый друг. Садись и насыщайся. А тем временем рассказывай, из-за чего у вас тут Пуническая война. Кто тот Катон[27], что требует разрушения Карфагена?
– Не Катон, а Клавдий[28], – буркнул Фламма с набитым ртом и больше ничего добавить не смог: восхитительная оленина отбила желание болтать.
– Дозволь мне рассказать, как стороне незаинтересованной, – предложил Тиресий. – Для речи прошу поставить клепсидру, пусть вода отмеряет время и пресекает мое многоречие.
– Тиресий, оставь свои азиатские выкрутасы
