– Я так несчастен, Хьюго.
– Я тоже, – не поднимая глаз, вздохнул он.
Я вертел в руках трубку, лежа на столе.
– Нет, Хьюго. У тебя счастливая жизнь. Хотел бы я твою жизнь.
– Забирай, – горько произнес он.
Я не заметил его тона. Я никогда не представлял себе Хьюго несчастным и, наверное, разозлился, что он так поздно примерил на себя роль страдальца, которая в нашей дружбе по праву, с самого рождения принадлежала мне. Я воздел руки к небу и сказал:
– Я хочу этот дурацкий дом и твоих дурацких девушек. – Я махнул ему и продолжил: – Я хочу твою молодую внешность. Я хочу красивую одежду, которую носят мои ровесники, вместо… Господи, только посмотри, я ведь до сих пор ношу брюки отца!
Хьюго курил с непроницаемым лицом.
– Я не хочу обсуждать твою одежду.
– Ты так здорово живешь. А ведь многие из нас всю жизнь горюют из-за какой-нибудь женщины, и ничто не может нас осчастливить. – Я запнулся, осознав, что наговорил, потом оглянулся на него и сказал: – Но ты счастлив, даже когда тебя никто не любит.
О боже, он посмотрел на меня.
– Заткнись, Макс.
Я рассмеялся:
– Да и кто тебя полюбит? Твой домик-«тыкву». Только представь здесь какую-нибудь женщину, которая визгливо требует, чтобы ты бросил курить. Даже не думай об этом, турок! Где твой дорогой сюртук? Нет его. Он тебе просто не нужен, – бормотал я, стряхивая с себя мрачные думы и улыбаясь. – Кто может тебя полюбить? Ты же дикарь.
Хьюго молча отвернулся и уставился на сохранившийся клочок письма, тот лежал в камине, светлый, как юность.
– Я обкурился. Можно переночевать у тебя? Честное слово, на этот раз меня не вырвет.
– Нет, – отрезал Хьюго и подошел к уцелевшему листку бумаги. Если бы хотел, я мог бы прочесть, что там написано, однако тогда меня занимали другие вопросы. Я был слишком сосредоточен на своих проблемах. Хьюго снова бросил обрывок в огонь и наблюдал за пламенем. Не оборачиваясь, он сказал: – По утрам приходит горничная, страшная сплетница. Она и так считает меня развратником. Мне не нужны пьяницы на диване. – Он усмехнулся. – А тебя непременно стошнит. Пойду вызову кеб.
– Я тоскую по Элис.
– Знаю.
– Мне плохо без нее.
– Сочувствую, Макс.
– Спасибо, Хьюго, я тебя люблю.
Его силуэт переливался отблесками огня. Минуту Хьюго стоял неподвижно, я тоже не дергался, намереваясь заснуть в теплом кресле, где мне было так хорошо. Огонь бормотал, как безумец, а потом снова затих, выпустив сноп искр. Мой друг, переливавшийся в темноте яркими волнами, что-то сказал, но очень-очень тихо, и я даже спустя тридцать лет не могу разобрать его слов.
