– У «Королевы Виктории», как всегда. Я каждый день приходила туда. Обычно он уделял мне минутку, там так тихо и можно смотреть на кувшинки. Я была… Я думала, что наберусь смелости и спрошу, когда он собирается пригласить меня на свидание. А он сказал… он сказал, что мне всего четырнадцать. И что его не интересуют девочки вроде меня. Четырнадцатилетние. Ничего не получится. Девчонки вроде меня? Неужели вокруг действительно полно девчонок вроде меня?
Здесь Хьюго тоже отошел от сценария, правда ненамного. Я представил, как мой друг стоит в своей униформе рядом с огромной кувшинкой и с перепугу бормочет первое, что приходит ему в голову; вероятно, он был убедительнее, чем я предполагал.
– А что еще он сказал?
Она погрузилась в воспоминания и стала совсем несчастной.
– Он сказал, что любит меня как сестру. А я не идиотка, мистер Тиволи.
– Макс. Ну конечно же нет, Элис, что ты…
– Я понимаю, что он имел в виду. Он хотел сказать, что никогда не полюбит меня. Да? Или… может, он…
– Нет-нет, Элис, присядь рядом со мной…
– Не понимаю, – пробормотала она.
Я снова обнял ее за плечи, а потом совершил ошибку:
– Просто забудь его, Элис.
Она отшатнулась, и я увидел, что Элис меня ненавидит. Все произошло молниеносно: только что я был тонко чувствующим другом, почти отцом, а в следующий миг стал стариком, который ничего не понимает в любви, страсти и может предложить лишь собственные печальные утешения. Ненависть в ее глазах вселяла страх, что Элис потеряна навсегда и никакой, даже самый изощренный план не вернет ее. Хьюго мог разбивать ее сердце сотни раз, а вот если бы я посоветовал моей девочке забыть его, найти красивого влюбленного юношу где-нибудь поблизости (причем ближе, чем она думает), Элис тут же вычеркнула бы меня из своей жизни. Превратилась бы в угрюмую соседку, которая даже не вспоминала бы обо мне. Ее глаза, подобные опалам, сверкнули ненавистью, слезы мгновенно испарились; я был готов на все, чтобы зажечь их радостью. Под ее взглядом я залепетал невнятные обещания и понял, что она хотела от меня услышать.
– Я поговорю с ним, я скажу ему… Я напомню о тебе…
– Правда?
– Я скажу ему, какая ты красивая.
– А он считает меня красивой?
– Конечно. Он считает тебя самой прекрасной девушкой.
– О боже.
– Да-да, самой прекрасной девушкой из всех, что ему доводилось встречать.
– Самой прекрасной девушкой… – восторженно повторила она.
Элис покинула гостиную куда более счастливой. Она взяла с меня все эти глупые обещания, данные, только чтобы удержать ее в комнате, чтобы найти хоть один повод для новой беседы и чтобы у нас была своя тайна. Ради этого стоило любой ценой прекратить отношения с миссис Леви. Я сдержанно кивнул. Перед уходом Элис поцеловала меня в лоб, и я, почувствовав мягкую ткань ее воротничка, подумал о том, что стал для нее больше чем другом, больше чем заговорщиком, я стал ее единственной тропинкой к любви. Как по субботам Элис зависела от того, разведу ли я огонь, так теперь она зависела от того, принесу ли я весточку, которая согреет ей сердце. И хотя я понимал, что легкая улыбка на ее губах предназначалась не мне и в бессонные ночи Элис будет вздыхать вовсе не о моем бородатом лице, я все-таки играл для нее значимую роль, пусть и не главную. Я стал слугой ее сердца. В молодости мы часто соглашаемся на то, чем никогда не насытимся.
