— Какой повод?
— Ну, например, расскажете нам все. Начать можно, пожалуй, с субъекта, который находился с вами. Кем он был? Вы — из ЦРУ.
Томаш понял: иранец изменил тактику и берет его на пушку, а следовательно — никакие колебания в этот по сути решающий момент не допустимы.
— Вы спрашиваете или констатируете?
— Констатирую. Вы — из ЦРУ.
— Глупости.
— У нас есть доказательства.
— Вот как? И как же можно доказать бесплодную фантазию?
— Ваш дружок раскололся.
— Раскололся, говорите? Что он из ЦРУ?
— Да. И рассказал нам все о вас.
Томаш усилием воли изобразил улыбку.
— Если он рассказал все, мне нечего волноваться. Я всего-навсего ученый, с политикой не имею ничего общего, и вам это прекрасно известно.
— Вы — шпион. Шпион, прибывший в Иран, чтобы украсть у нас секрет атомной бомбы.
Каземи попытался поймать португальца в ловушку, и Томаш его раскусил.
— Секрет атомной бомбы? — переспросил он, изображая удивление. — Никто никогда не говорил со мной об атомной бомбе. Меня сюда пригласили для того, чтобы оказать содействие Ирану в расшифровке научного документа. Не более того. При чем тут атомная бомба?
— Не стройте из себя невинного младенца. Вы отлично знаете, о чем я говорю.
— Нет, вы ошибаетесь. Моя задача сводится к расшифровке документа научного характера, и все. И договор со мной заключали только на это. Повторяю: никто никогда не говорил мне об атомной бомбе. А если бы хоть полсловом обмолвился, ноги бы моей здесь не было…
— Вы прибыли к нам для оказания содействия в расшифровке документа научного характера, говорите? Почему же тогда, тайком пробравшись в министерство, вы извлекли из сейфа этот документ? Почему?
— Я уже сказал вам, документ, над которым работаю, имеет научный, а не военный характер. Спросите, если хотите, хоть самого министра науки. У вас богатая фантазия, и вам мерещатся заговоры там, где их нет.
— Министр уже сообщил нам, что с учетом характера указанного документа вы, скорее всего, занимались шпионажем.
— Шпионажем?! Признаюсь, мне было любопытно изучить данный документ, это правда. Но я ученый, и это вполне естественно, что мне захотелось увидеть научную реликвию.
— Министр не называл документ реликвией.
— А как же он его назвал?
— Документом, имеющим огромное значение для безопасности Ирана.
— Речь идет о сугубо научном документе, — запротестовал Томаш. — До сих пор, по крайней мере, меня убеждали именно в этом, и у меня не было причин сомневаться. Послушайте, если бы дело касалось государственных секретов, разве меня пригласили бы расшифровывать документ? Как вы считаете?
