Черт! После этих слов на него уставились пять пар женских глаз, и, что самое отвратительное, смотрели они все более или менее приветливо. Во взгляде Элизабет читалась неприкрытая теплота, во взгляде Лауриель — дружелюбие, во взглядах Кары и Лили — восхищение, а во взгляде Ники — нескрываемое облегчение. В ее глазах плескалась какая-то пугающая смесь любви и слез, а губы, которыми он никак не мог насытиться, дрожали и с надеждой улыбались.
И как это у нее получается? Как ей только удается подстраивать все таким образом, что Кинкейды каждый раз чувствуют к нему благодарность? Ладно, ему недолго осталось терпеть. Ведь как только они узнают, что он не собирается голосовать за Реджи, все эти восторженные улыбки потухнут, а их отношения вернутся в норму.
— Нам пора, — заявил Джек, беря Ники под руку.
Но перед тем, как ему удалось вырваться на свободу, его еще раз все по очереди обняли и пожелали всего хорошего. Но когда он уже чувствовал, что вот-вот взорвется, они все-таки оставили его в покое, и, не говоря больше ни слова, Джек развернулся и молча пошел прочь, да так быстро, что Ники за ним чуть ли не бегом бежала.
— Притормози. Помнишь, нам нужно захватить твою маму.
— Я не собираюсь притормаживать, по крайней мере, до тех пор, пока Кинкейды могут нас услышать, — буркнул Джек, а потом, когда они отошли достаточно далеко, резко остановился и повернулся к Ники. — Я же предупреждал, чтобы ты не вмешивалась. Говорил, что не хочу заводить с ними никаких отношений. И ты меня послушала? Нет.
— Не кипятись. — Ники высвободила руку. — Вся эта семейная идиллия не имела ко мне ни малейшего отношения. Ты сам заподозрил, что Реджинальд должен был оставить Элизабет письмо, ты сам позвонил Гарольду Парсонсу, и ты сам ничего не возразил, когда твоя сестра сказала, что ты проголосуешь за Реджи.
— Последний раз повторяю. Они мне не сестры.
— А знаешь что? Мне это уже надоело. Хочешь ты того или нет, но они — твои сестры. И ты не стал поправлять Лауриель потому, что не хотел их расстраивать. А теперь хорошенько об этом подумай, а я пойду домой. Одна.
И Ники развернулась и ушла, оставив Джека в недоумении стоять на месте. Что это ей так надоело? Он ведь никогда не скрывал своих чувств к братьям и сестрам, к «не братьям» и «не сестрам». Джек тихо выругался сквозь зубы. И когда он только начал о них думать как о братьях и сестрах? Ведь каким-то непостижимым образом он действительно стал думать о них именно так.
