От мэрии до церкви был изрядный конец. Мужчины по дороге выпили пива, а мамаша Купо с Жервезой — воды со смородинным сиропом. Им пришлось идти по длинной улице под палящим солнцем, нигде не было ни полоски тени. Сторож дожидался их, стоя посреди пустой церкви; он втолкнул всех в боковой придел, злобно спрашивая, уж не смеются ли они над религией, коли так опаздывают на богослужение. Широко шагая, к ним вышел сердитый священник, побледневший от голода, а следом семенил служка в засаленном облачении. Поп начал наспех служить мессу, проглатывая латинские слова; он быстро поворачивался, отвешивая поклоны, торопливо вскидывал руки и бросал косые взгляды на молодоженов и свидетелей. Купо и Жервеза, очень смущенные, стояли перед алтарем, не зная, когда надо становиться на колени, когда садиться, когда вставать, и служка показывал им знаками, что делать. Свидетели, ради приличия, все время стояли, а мамаша Купо снова расплакалась, и слезы ее капали в молитвенник, который ей одолжила соседка. Тем временем пробило двенадцать часов, отошла поздняя месса, церковь наполнилась топотом служек и стуком расставляемых по местам стульев. По-видимому, главный придел готовили к какой-то торжественной службе, слышался стук молотков, которыми прибивали драпировки. А в глубине маленького придела, в клубах пыли, поднятой сторожем, подметавшим церковь, старый поп с сердитым лицом торопливо наложил сухие руки на склоненные головы Жервезы и Купо, и казалось, что он соединяет их наспех, в суете переезда, между двумя мессами, в ту минуту, когда господь бог куда-то отлучился. Потом все прошли в ризницу, снова расписались в книге и, оказавшись на паперти, залитой яркими лучами солнца, остановились ошарашенные, как будто запыхались от такого венчания вскачь.
— Вот и готово! — сказал Купо, смущенно улыбаясь.
Он мялся и не находил в этом ничего смешного.
Однако он добавил:
— Ну и ну! Они тут живо разделываются с нашим братом. Раз, два — и дело в шляпе! Вроде как у зубодера. Ты и охнуть не успел, а зуба как не бывало!
— Да, да, чистая работа, — пробормотал Лорийе, посмеиваясь. — Окрутят за пять минут, а потом расхлебывай всю жизнь!.. Эх ты, Смородинный Лист, влип, бедняга!
И четверо свидетелей принялись хлопать по плечу новобрачного, который пыжился перед гостями. Между тем Жервеза обнимала мамашу Купо, улыбаясь, с еще влажными глазами. И на бессвязные слова всхлипывавшей старухи она отвечала:
— Не бойтесь, я буду стараться изо всех сил. Если мы не уживемся, то уж не по моей вине. Нет, нет, мне так хочется быть счастливой… Да к тому же дело сделано. Дальше все в наших руках — мы сами отвечаем за себя.
