Старинная церковь Николая Чудотворца стоит не в самом селе, а за ним - прямо на берегу Байкала. В августовской темени мы проскочили бы храм мимо, но случилось маленькое чудо: в ночном небе над озером постоянно вспыхивали зарницы - и одна из них, самая яркая, вдруг полыхнула в тот самый момент, когда мы проезжали мимо храма. Тут я и увидел его впервые...
Я не мог дождаться утра: до церкви от того места, где дед с братом поставили лагерь, было метров двести, не больше - но мне казалось, что мы уехали ужасно далеко - и я в ультимативной форме заявил деду, чтобы он разбудил меня утром, когда встанет сам - и прежде, чем он отправится на своей надувной лодке удить хариусов, он должен обязательно довезти меня до церкви. Дед, правда, отшутился: ответив, что как меня с утра ни буди, а толку всё равно, не будет, он уснул. А я лежал в спальном мешке и беспокойно ворочался...
Утром, едва позавтракав бутербродами и чаем из термоса, оставив троюродного братишку стеречь рыбацкий лагерь, я двинул к сельскому храму. Дорога шла по берегу, меж сосен - и мне казалось, что до цели моего путешествия ещё очень далеко - и вдруг сосны кончились, и я увидел церковь, а рядом с ней - какое-то непонятное сооружение из брёвен, напоминавшее опору линии электропередач - но, почему-то, не металлическую, а деревянную. Вдруг я услышал, как кто-то зовёт меня по имени. Я оглянулся. К берегу на своей резиновой лодке причаливал дед.
- Значит, я правильно рассчитал, когда ты должен проснуться, - смеялся он, - и всё поглядывал, когда ты здесь появишься! Ну, смотри: вот он, храм Николая Чудотворца - а вон и маяк... - и дед показал рукой на конструкцию из брёвен.
- Это - маяк?!... - я, если честно, не ожидал от дедушки такой подлянки: в моём воображении, маяк должен был быть суровой каменной башней, непременно стоящей на скалах, а здесь - какая-то дурацкая деревянная трапеция...
- Ну да, маяк, - улыбнулся дед, - впрочем, я догадываюсь, каким ты его себе представлял. Но - ничего не поделаешь, вот такой вот маяк. Туда, наверх, раньше очень сильный фонарь ставили - а во время бури на церковной колокольне били в колокол. Кстати, колокол там и до сих пор должен быть - вот поднимешься на колокольню, и увидишь... Ну что, пойдём, что ли, в церковь? - и дед двинулся к паперти.
Церковь была бревенчатая, одноэтажная, обшитая досками. Байкальские ветра настолько выбелили стены, что казалось, будто храм снаружи оштукатурен и побелен белой известью. Поднявшись на широкую паперть, дед снял с головы свою бессменную рыбацкую шляпу, и велел мне тоже снять кепку. На мой вопрос, зачем снимать головной убор, ответил кратко: "Так принято" - и всё. Он не был верующим человеком, мой дедушка - но и атеистическим мракобесом он тоже не был. Принято - значит, принято. И совершенно не важно, что там пишут в газетах и говорят по телевизору - даже, занимая очень высокий номенклатурный пост, дед не испытывал никаких иллюзий относительно коммунизьма-социализьма, а вот Православие для него было верой его родителей, его предков. И я не помню ни одного случая, чтобы дед отзывался о Церкви даже пренебрежительно.
