Из коридора донесся неясный шум, затем громкий срывающийся голос. Долгирев прислушался.
— Опять шумит! — сердито нахмурился он. — Представь себе, честный парень. На любое дело идет без рассуждений ради революции. Предан до конца. Но ведь у нас одной преданности мало. Ой как мало…
Долгирев взял Якова за локоть, вывел в коридор и подвел к кабинету следователя. Дверь была приоткрыта, и за нею во всю мощь грохотал луженый бас. Яков увидел у стола растерянного служащего и чекиста, выпрямившегося во весь свой могучий рост.
— Ты мне тут арапу не заправляй! Контра ты! Понял, нет? Руки покажь!
Задержанный оторопело смотрел на него. Сообразив, наконец, чего хочет следователь, быстро сунул руки вперед.
— Все тут ясно! — чекист ткнул пальцем в пухленькие ладошки. — Где ты видал у трудового класса такие руки? Брешешь! Тебя как контру ярую — каленым железом! Все! Точка! — От удара кулака, казалось, разлетится двухтумбовый стол.
Долгирев подождал, когда выведут арестованного, и тихо приказал конвоиру:
— Отведите к Запольскому. Пусть разберется спокойно и сам решит.
Он посторонился, пропуская тощую бабу с набитыми авоськами и двух взбудораженных теток, едва поспевающих за красноармейцем. Дверь снова осталась приоткрытой.
— Кто такие?
Женщины, перебивая друг друга, торопясь, начали рассказывать, как задержали эту злостную спекулянтку.
— Присосалась к рабочему классу? Кровь сосешь? Контра! — снова загремел бас.
Бабы присмирели, а спекулянтка, сорвав с головы платок, испуганно всхлипнула, заерзала на стуле и вдруг истошно заревела.
— Не реви! Слышь? Отвечай. Что торговала?
Тощая баба смолкла, бросила быстрый взгляд на чекиста и затараторила:
— Это кто спекулянт? Это кто же присосался? Ироды! Аспиды! Весь век маюсь, кусок на жизнь добываючи, и на тебе! Контра. Это ты меня-то контрой? Не слухай их, брешут. Весь век тружусь…
И баба снова пустилась в рев.
— Замолчь! Руки покажь! Чего зенки-то таращишь? Руки!
Баба выронила авоськи.
— Вот тебе руки-то, гляди, на! — И снова запричитала: — Для детей ить стараюсь. Шестеро их. Голодные. Господи, и кто же защитит-то нас, горемычных…
— Брешет, — вмешались женщины. — Нету у нее детей. Кажный день спекулянтством занимается. Врет она все…
Чекист бросил на них строгий взгляд.
— Разберемся, гражданочки. Вы свободны.
Женщины вышли, а следователь помолчал, потер лоб и тихо сказал бабе с авоськами:
— Ступай. Иди себе спокойно.
Задержанная проворно шмыгнула в коридор.
Долгирев вошел в кабинет. Чекист сидел, уперев кулачищи в стол.
