Он прошел к Бухбанду. Тот был занят, лишь на минуту оторвался от дел, непонятно почему сказал «хорошо» и подал тоненькую папку с замусоленными тесемками и надписью «разное».
— Сядь тут. Познакомься. — А сам вновь углубился в изучение каких-то бумаг.
Гетманов раскрыл папку. Там лежал один-единственный листок, вкривь и вкось исписанный корявыми буквами, потертый на сгибах и со следами не очень чистых пальцев.
«Уважаемая чека, разберись, куда деваются харчи для раненых. Сестра-хозяйка выливает молоко в свою посуду, а говорит, что обменяет на коровье масло. Другой раз завернула конфекты, а говорит, что обменяет на сахар. Шиш мы видим молоко и масло, сахар и конфекты. А также и лекарства прут здеся почем зря. Куда же ты, чека, смотришь, даешь в обиду своих красных бойцов? От всех красноармейцев 8-ой палаты Алексей Герасименко».
Яков перечитал письмо несколько раз и тихонько положил папку на край стола. Бухбанд заметил его движение.
— Э, нет, товарищ чекист, так не пойдет. Откладывать не надо. Пойди и разберись. Мне передали вчера заявление этого красноармейца из 47-го сводного госпиталя. Думаю, что здесь не простое воровство. У нас опять офицерье зашевелилось. Неделю назад в предгорье разъезд задержал подводу. Возница отстреливался и был убит. Под сеном у него обнаружено два ящика медикаментов, кое-что из провизии и теплое белье. Не из твоего ли госпиталя?
Бухбанд так и сказал «твоего», словно Яков там был уже прописан, знал все основательно и теперь оставалось выяснить только кое-какие мелочи. Он хотел было задать вопрос, но начальник отдела опередил его:
— Конечно, сначала устройся в общежитии, получи паек. Веролюбов предупредил тебя, что остаешься? Так надо! Ну, действуй! И побыстрее.
Яков поднялся, нерешительно поправил ремешок.
— Не знаю, справлюсь ли… Опыта у меня в таких делах маловато, то есть совсем, считай, нет…
Бухбанд сердито нахмурился:
— Опыта, говоришь, нет? А у кого он есть, этот опыт? У меня? У других, кто на месяц-два раньше тебя пришел в чека? Все мы здесь с одинаковым опытом.
Он улыбнулся и откинулся на спинку стула:
— Да если бы мы ждали, когда он придет, и не брались за дела, то не было бы революции, буржуазия продолжала бы властвовать до сих пор. Трудно? Не спорю. А если трудное поручение передать другому, разве оно после этого перестанет быть трудным?
И Бухбанд ободряюще улыбнулся.
— Понял! Буду действовать, — четко, по-военному, ответил Яков, круто повернулся на каблуках и вышел из кабинета.
