Прежде всего она заснула. Спала долго — без снов и видений, как мертвая. И спала бы еще, ежели бы старуха не разбудила ее.
— Проснись, мать, — сердито повторяла она, одной рукой придерживая что-то завернутое в тряпки, слабо и не громко пищащее, а другой расталкивая Феню, — ребенка с голоду уморишь…
Она положила его к груди, и Феня первый раз увидела его. Крохотное, сморщенное и посиневшее личико выглядывало из-под надвинутого колпаком одеяла, сопело крохотным носом и беспомощно и жалко ловило губами.
И так бессильно, слабо и зависимо было оно, так трогательно морщилось личико величиною с кулак, что сердце сжалось новым, неизведанным чувством.
Это было совсем не то, чего ожидала Феня, ни на что не похоже, что она представляла себе раньше, и притом так слабо было оно!..
Где же был ужас, где ненависть, где злоба за разбитую, искалеченную жизнь? Ничего этого не было — было только страстное до боли, до восторга желание помочь ему, поскорее успокоить, угадать, что ему надо.
Она протянула руку, но, почувствовав живое ворочащееся тело под ней, такое бессильное и маленькое, отодвинула руку назад, боясь притронуться.
— Ну корми, корми, нечего там, — ворчала старуха, — мать тоже называется…
Феня быстро взглянула на нее. Старуха супилась, как всегда, когда сердилась, но Фене показалось, что она не сердится, а только представляется и в сущности очень довольна чем-то…
— Корми, нечего, — повторяла она, укладывая ребенка удобнее и прилаживая так, чтобы он мог взять грудь, — Чего боишься, не стеклянный, авось цел будет…
Ребенок взял грудь и зачмокал, и засопел озабоченно и торопливо.
— Ишь умный какой, сразу взял! — ворчала старуха, оправляя кровать, на которой лежала Феня, — бывает, что долго не берут грудь, хоть ты что делай — не приучишь, да и только…
— Маленький-то… — начала Феня и остановилась.
— А тебе сразу мужика с бородой надо? Дура ты, вот что… Маленький… Ужо вырастет — большой будет… Мать с бабкой кормить будет!
Она усмехнулась при слове „бабка“, и усмешка эта внезапно осветила старое морщинистое лицо ее.
— Большой! — повторила Феня и улыбнулась — в первый раз за девять месяцев.
— Конечно, большой… Земли ему деревня выбьет, трудником будет…
— Земли!.. — с тихим восторгом опять повторила Феня.
Это было удивительно, что такому маленькому красному паучку, бессмысленно и неумело бороздящему воздух руками — и вдруг земли.
