Однако внутри оказалась лишь пустота. Поднеся свет поближе, я разглядел, что пластины с обеих сторон держались на петлях, так что вся передняя часть доспехов — за исключением рук — открывалась наружу. Когда я вернул меч назад, в вертикальное положение, пластины снова закрылись, почти беззвучно. Места соединений были практически незаметны: все это, вероятно, потребовало от искусного мастера долгих месяцев усердной работы.
Я раскрыл тайну моего дяди, но что все это означало? Что, как он полагал, произойдет, когда молния, рано или поздно, ударит в Холл? Неужели он предполагал обманом или подкупом заставить какого-то ничего не подозревающего человека поместиться в доспехи — то есть в гроб — во время грозы, чтобы сам он мог увидеть результат? «Если покажется, что я исчез, — сказал он мне, — никто не должен входить в мои апартаменты, пока не минуют три дня и три ночи». Для чего? Чтобы дать ему время сбежать, если его жертва умрет?
Или он ожидает, что что-то появится оттуда? Признаюсь, при этой мысли волоски у меня на шее под затылком встали дыбом — еще и от выводов, к которым вела эта мысль в отношении психического состояния дяди. Однако теперь я решился во что бы то ни стало выяснить его цель и начал осматривать все вокруг, ища ключ к загадке. Я поначалу думал, что не найду ничего интересного на длинном столе, но в тени, на его дальнем конце, я обнаружил тонкий фолиант, переплетенный в пергамен.
Это была не печатная книга, а рукопись, написанная неразборчивым почерком, да еще готическим шрифтом. На титульном листе значилось лишь: «Тритемиус. О мощи молнии, 1697». Некоторые места книги были заложены полосками бумаги: это, разумеется, был тот самый таинственный алхимический труд, который некоторое время назад так взволновал моего дядю. Настоящий Тритемиус, как вы, верно, знаете, был в конце пятнадцатого века настоятелем Спонгеймского монастыря (мне пришлось разыскать сведения о нем в Британском музее): его сочли колдуном и обвинили в «диавольских кознях»; утверждали, что он изобрел «негаснущий огонь». Однако наш Тритемиус, автор этой рукописи, не числится в каталоге, а это заставляет предположить, что мой дядя — обладатель единственного или одного из очень немногих экземпляров этого труда.
Я попытался читать с самого начала, однако, хотя работа написана по-английски, она оказалась почти непостижимой, так что я решил обратиться к одной из отмеченных дядей страниц. Иллюстрация, которую я там обнаружил, снова вызвала у меня мороз по коже. Она состояла из четырех стилизованных панелей. На первой изображены доспехи — нельзя было определить, есть в них кто-нибудь или нет, — с длинным стержнем или прутом, вертикально торчащим из шлема. На второй — иззубренный зигзаг молнии поражает кончик этого прута; на третьей — доспехи окружены сияющим ореолом света. На последней вы видите — хотя талант художника оказался не равен задаче, — как светящаяся фигура начинает отделяться от доспехов; или, возможно, она сливается с ними — я не мог разобрать.
