Тёплые лучи весеннего солнышка через оконное стекло загородного поезда пригрели щёку, пробудив Эду от дрёмы. Вчера он вернулся домой в три часа ночи, а уже в семь тридцать утра выехал на работу. Ещё сонный и вялый, он увидел вдалеке громадную статую богини Каннон и сообразил, что подъезжает к станции Офуна. Стало быть, ему сходить на следующей — в Кита-Камакура.
Поднявшись с места, Эда направился вперёд по ходу поезда, по дороге вынув из кармана пальто смятую рекламную листовку — её он вытащил утром вместе с газетами из почтового ящика, а потом использовал, чтобы записать адрес Юко.
* * *
— Кто дал вам мой адрес? — спросила Юко с безрадостным выражением на лице. Пригласив Эду пройти в дом, она дала ему подушку и предложила сесть.
— Мне его дали в театре «Журден», а иначе мне пришлось бы искать вас по адресной книге. Но к счастью, какая-то женщина из костюмерной оказалась весьма любезна и объяснила мне, где вы живёте.
— Ах вот оно что… Это, должно быть, Саэки. Мы вместе учились в школе, и она даже приходила на поминальную службу в память о моём покойном муже. — Однако по плотно сжатым губам и взгляду Юко чувствовалось, что она не сильно радуется, когда её знакомые раздают направо-налево её адрес.
Юко Кумэ уже исполнилось двадцать девять лет, и всё в её облике — от строгих безмятежных черт лица до аккуратного ворота кимоно — говорило о том, что эта женщина получила хорошее воспитание и обладает изысканным вкусом. Возможно, своим моложавым видом она была обязана тому обстоятельству, что до сих пор не родила ребёнка. На ней было традиционное японское кимоно, а какой-то неуловимый отпечаток трагической утраты, словно вуалью окутывавший её наружность, придавал ей ещё больше благообразия. Несомненно, так сказалось на ней раннее вдовство.
— Пожалуйста, простите меня за столь назойливое вторжение, но очень уж любопытно, зачем вы прячетесь в таком отдалённом и захолустном месте? Насколько я понял, вы уехали из Йоцуя, не выждав и месяца после смерти мужа. Но здесь-то вам, наверное, ужасно одиноко? — Эда произнёс эти слова со всей искренностью, выглянув при этом в сад, окружённый не забором, а живой изгородью из кустарника. Листва ещё не распустилась, и предзакатное солнце красновато мерцало на глянцевой крыше традиционных японских воротец.
— Не так уж мне здесь и одиноко. Неподалёку отсюда живут мои родители, это они настояли, чтобы я переехала сюда. С ними вместе живёт мой старший брат с семьёй, поэтому я и поселилась отдельно. — И голос, и черты лица Юко буквально светились спокойствием и безмятежностью.
