Когда его руки смыкались на талии Анжелики, женщине казалось, что ее сжимает железный обруч, который никому не под силу разломать. В зависимости от настроения она то негодовала, то по-кошачьи терлась щекой о колючую щеку Николя. Ей нравилось наблюдать, как его глаза загораются восторгом, и тогда она лишний раз убеждалась в том, что ее власть над Николя безгранична. Весельчак никогда не появлялся перед ней в гриме. Видя знакомые черты Николя из Монтелу, Анжелика становилась мягче и не вспоминала об империи нового Николя, а когда тот нашептывал ей ласковые слова на языке их детства, те слова, что дарят пастушкам в душистых стогах сена, гнусное окружение отступало, становилось размытым, нечетким. Лекарство, снадобье, врачующее слишком глубокие раны.
Гордость, которую испытывал этот мужчина лишь от одной мысли, что отныне Анжелика принадлежит ему безраздельно, была ей оскорбительна, но в то же время производила сильное впечатление.
— Ты была дочерью барона… Запретный плод, — любил повторять Николя, — но я говорил себе: «Я ее заполучу»… Я знал, что однажды ты придешь… И теперь ты моя!
Анжелике хотелось поставить его на место, но она понимала — это не поможет. Невозможно бояться человека, которого знаешь с раннего детства: детские привязанности всегда слишком сильны. Их взаимная симпатия родилась не сегодня, у нее была долгая история.
— Знаешь, о чем я думал? — разглагольствовал Николя. — Все эти идеи, что появились у меня в Париже, благодаря которым мне удалось добиться успеха, — они крепко связаны с нашими детскими приключениями и с нашими экспедициями. Мы всегда их заранее тщательно готовили, ты помнишь? И вот, когда я начал налаживать мою… работу, порой я говорил себе…
Он прервался, чтобы лучше сформулировать свою мысль, провел языком по губам. Мальчишка по кличке Флипо[7], сидевший на корточках у ног Николя, протянул ему кубок вина.
— Обойдусь, — буркнул Весельчак, отклоняя кубок, — не мешай нам беседовать. Ты понимаешь, — продолжил он, — иногда я говорил себе: «А как бы поступила Анжелика? В ее головку обычно приходили отличные идеи». И это мне помогало… Почему ты смеешься?
— Я не смеюсь, я улыбаюсь. Просто я вспомнила нашу последнюю экспедицию, а ее трудно назвать удачной. Тогда мы отправились в Америку и потерпели полную неудачу в Ньельском аббатстве…
— Что правда, то правда! Это была порядочная глупость. Мне не стоило тогда тебя слушаться…
Он снова задумался.
— В то время твои идеи уже не были блестящими. И все потому, что ты взрослела, превращалась в женщину. А женщины не могут похвастаться наличием здравого смысла… Но это уже другой разговор, — закончил Николя, весело рассмеявшись.
