Всего перепробовал на своём веку Фёдор Ильич, а вот семьи завести не довелось. Не встретилась, что ли, подходящая женщина. По молодости, ещё в Караганде, влюбился в одну. Хотел жениться - это в семнадцать-то лет! Но пронесло, и с тех пор, сколько их Фёдор Ильич не перебирал, ни на одной не спотыкнулся.
Может, Риту ему Бог послал напоследок?
Погуливает она, и даже за деньги - это Сегедин понял сразу, да и справки кое-какие успел навести. Город-то маленький. Но это молодёжь пускай целок ищет. Он, Сегедин, тёрт-перетёрт, у него понимание: какая по шлюшьей своей натуре, а какая иначе. Рита, похоже, больше от тоски да от нужды. С прежнего-то её сожителя какие взятки? Знает его Фёдор Ильич прекрасно. Что и зарабатывает на своём снабженце - это после лайнеров-то на полторы тысячи контейнеров! - всё пропивает да спускает по подстилкам последнего разбора.
Дома Фёдор Ильич первым делом стал под холодный душ. Эх, не всё ещё здоровьишко прогуляно! Позавтракал основательно, и уже собирался идти в мастерскую, где поджидали его две Тойоты, как зазвонил телефон.
- Выручай, Ильич, - зачастил в трубку разводящий Подопригора. - Надо на разъездном на Одиннадцатый сходить, завести им соляры. Снабженец на той неделе продинамил, погоды испугался, а теперь твой брат с карьера зовёт, слёзно просит: у них производство становится. И сам Двести двенадцатый, как сломался тогда, так и стоит в ремонте.
- Погода ли разъездному? - усомнился Фёдор Ильич.
- Прогноз хороший. Я бы сам сходил, да тут одно к одному: жена на Большой Земле, а у ребёнка температура сорок, не оставишь.
- Не могу, Игорь Марьянович, - разводящий молод, но Фёдор Ильич зовёт его всегда по отчеству. Неплохой парень, хотя и с гонором. - В мастерской три машины ждут (прибавил для весу), клиенты и так ругаются. Да пошли ты моториста одного - не дойдёт, что ли?
- Эх, Ильич, ты что, не знаешь этого говнюка? Он соляру наполовину разбодяжит, потом санкций от артели не оберешься. Сам знаешь, они нам одни своевременно платят. За их счёт зарплата всему отделу. Помоги, Ильич - кроме тебя, некому.
Сколько себя помнит - никогда не мог Фёдор Ильич отказать, когда говорили ему: кроме тебя, некому. В молодые годы гордился, теперь плюётся и ругается, но делать нечего - привычка осталась. Заодно и брата проведает.
Это нужно, хотя говорить со Степаном тяжело. Всё жалуется на судьбу и на Фёдора смотрит зло, будто брат во всех его бедах виноват. Тяжело, но надо. Кровь одна.
