Высунувшись за калитку, Кригер оглядел открытый ему кусок бухты. Ветер, какой был с вечера, улегся. Урезы каменистого пляжа и прибрежных камней были чисты, без белых барашков. Море и небо отражались друг в друге бездонною звенящей синевой.
В семь пятьдесят Кригер начал подстраивать рацию. Работа с Центральным постом производилась в коротковолновом диапазоне. Ровно в восемь сторож прижал клавишу микрофона: Центральный, Центральный - Одиннадцатому.
Центральный откликнулся неожиданно быстро, хрипловатым бодрым голосом парня-душа нараспашку:
Одиннадцатый - Центральному. Как ночевал? Вопрос. Прием
С момента приема дежурства происшествий не было. Сторож Кригер на посту. Охраняемый объект...
Терпеливо выслушав, Центральный заявил:
Вас понял. Хм... А чего ты, браток, будто пыльным мешком стукнутый? Или от скуки инструкцию всю ночь зубрил?
Кригер покривил губы в своей обычной полупрезрительной, полуснисходительной усмешке:
Свой пыльный мешок засунь себе... Как понял? Прием.
Центральный одобрительно крякнул:
Во, так-то лучше. Прогноз на завтра неважный, паря. А тебе снабженца принимать. Так что готовься.
Повесив микрофон на проволочный крючок, Кригер поднялся от рации. Губы его сжимались уже не презрительно, а болезненно. Как будто разговор - да какой разговор, две фразы! - о котором любой другой на его месте тут же бы и забыл, заставил его душевно и даже телесно страдать.
- Волк позорный, - прохрипел Кригер вслух. - Волчара. Думаешь, со мной можно так шутить. Посмотрим... Жизнь большая.
День Кригера прошел нервно. Делая положенные четырехчасовые записи в журнале дежурств, разогревая себе макароны и даже отлучаясь противу инструкции в лес за хворостом, Кригер то и дело поглядывал на часы. В двадцать ноль-ноль он снова сидел перед рацией с наушниками на голове и микрофоном в руках, упорно повторяя свой позывной, но на сей раз вместо хрипловатого баска в наушниках стаей ведьм хохотали помехи. Ёрзая и корчась, как от боли, Кригер все продолжал свой монотонный вызов, пока помеха, наконец, не пропала и в эфире не остался только один скрипучий голос ведьмы не ведьмы, а древнего ведьмака:
- Ну, чего разорался? Одиннадцатый - Центральному. Вас слышу. Приём.
Кригер перевел дух:
- Позвольте, уважаемый...
- Иван Трофимычем кличут. Можно просто Трофимыч.
- Да, Иван Трофимович. Где же сменщик-то твой, который с утра на связи был?
- А тебе что за дело? Ушёл он. Его Федя зовут. Фёдор Ильич для тебя ты-то, поди, молодой? В девятнадцать, как положено, сменился, и ушёл.
