Из пяти двадцатипятитонных БелАЗов до места будущего карьера доехал один. На двух полетела трансмиссия, когда они пытались выкарабкаться с берега на террасу по кое-как намеченной дороге, а ещё два безнадежно увязли в болоте. Пытались выдернуть их бульдозером, но их лишь глубже засосало.
По сравнению с жизнью старателей тяжёлые полевые работы геофизического отряда показались бы курортным отдыхом. По двенадцать часов две смены работали в карьере, выворачивая породу бульдозерами и отвозя её наверх, к площадке будущей обогатительной фабрики. Сменившиеся старатели шли рубить дома, чтобы не зазимовать в палатках. Наконец, в каждую свободную минуту старатели разбредались по карьеру в надежде отыскать самородок. Премия за самородки полагалась особенно увесистая, как за золото. По летнему времени в карьере иные и засыпали, сморившись.
Однажды вот так задремавшего немца Шмидта - худого, с серебряным зубом и со светлыми прозрачными глазами - переехал бульдозер, управляемый тоже уставшим бульдозеристом. На бугре над карьером появился крест. Парторг настаивал на более достойной сознательного гражданина пирамидке со звездой, но старатели послали его по матушке и сделали как разумели и как, по их предположениям, пожелал бы сам покойный. Долго спорили о том, какой крест ему рубить: как у католиков или как у русских. Никто не мог вспомнить, какой религии придерживался Володя Шмидт, но все единодушно сходились на том, что парень он был работящий и душевный. Крест в конце концов решили срубить по-православному, а если что не так, то Володя не обидится.
Заклевавшего носом над рычагами бульдозериста Генку увезли на материк судить, а начальник артели, сам едва не угодивший под суд, издал строжайший приказ, запрещавший не занятым по смене старателям появляться в карьере. Три дня этот приказ соблюдался неукоснительно и даже с преувеличенным рвением. Из уважения не то к начальству, не то к памяти немногословного Шмидта старатели не показывались в карьере ни пешком, ни на самосвалах, ни на бульдозерах. Водки за эти дни было выпито столько, что магазину в центре Ленинграда хватило бы на месяц торговли. Под водку вспоминали Шмидта почему-то не шло из хмельных голов, как тельняшка на нём не хотела вылипать из мяса. Жалели также Генку. Пели охрипшими голосами - без аккомпанемента, потому как, в отличие от мягкотелых геофизиков, старатели ни гитар, ни баб с собою не возили. На четвертый день, опохмелившись студёною водицей, опять сели за рычаги бульдозеров и за баранки БелАЗов. Свободная смена разползлась по карьеру в поисках самородков, и всё пошло по-старому.
