Папа посмотрел ей в глаза. В последнее время он редко смотрел ей в глаза, может, в детстве только смотрел пристально, затяжно… В его взгляде мелькнула растерянность, а потом ее сменило что-то доброе и такое, обещающее защиту.
– Да нет, нет, Даш, не всё. Это так, это пройдет. Всё хорошо будет.
– Ты это уже много раз говорил. А вас с мамой послушать, и вообще… только хуже и хуже.
– Почему хуже… Не хуже. В чем-то немного лучше… И по сравнению с тем, что было лет двадцать назад, пятнадцать – намного лучше. Тогда настоящий голод маячил, а теперь все-таки…
– Ну а почему тогда все?.. И в интернете смотрю – все говорят, что совсем…
Папа мучительно вздохнул. Закрыл тетрадь, уже не только лицом, но всем телом повернулся к Даше.
– Понимаешь… М-м, происходит изменение всего устройства нашей жизни… Не русской, а… ну, назовем ее советской. То есть… Не совсем так… Эту жизнь меняют бывшие советские люди. И внешне сейчас более советская, чем при Ельцине, который был до Путина… Первый президент…
– Знаю, да.
– А внутренне мы мучительно, тяжело, но сливаемся с внешним миром. Причем частями сливаемся и с разными гранями этого мира. Европейская часть – с Европой, южная часть – с мусульманским миром, восток – с Китаем. Экономически сливаемся, психологически, религиозно. И это тяжело наблюдать, тяжело в этом жить. Тем более что нам не дают никаких ориентиров, целей. Мы не знаем, зачем живем здесь, в огромной, широчайшей России, ради чего, что ждет наших детей… Главное – нет необходимой для любого государства идеологии.
– А я слышала, что идеология это плохо.
– Как сказать… Когда людей строят в колонны, промывают им мозги и гонят что-нибудь строить, копать – это плохо. Но и совсем без цели жить обществу тоже нельзя.
Речь папы Дашу слегка успокоила, но захотелось поспорить, может, и договориться до того, что успокоит совсем.
– Наверное, цель должна быть такая – чтоб жить лучше, чтоб всё хорошо было. Нет?
– Вообще-то, конечно, – папа сдержал усмешку, – только этого народу мало. Должна быть государственная цель.
«Я убил в себе государство», – вспомнились Даше слова песни, которую папа слушал часа два назад, и ей тоже захотелось усмехнуться. Спрятала усмешку за сжатыми губами. Папа рассказывал:
– Из-за общей цели тысячи людей строили пирамиды и вавилонские башни, воевали, плыли через океаны… А нам в девяносто первом дали свободу и сказали: живите кто как хочет. Кто хочет – работайте, кто не хочет – не работайте. Богатейте неограниченно, делайте что хотите… Есть законы, но они очень слабо работают. Власть их первой и обходит… Но дело не в этом даже… Дело в том, что при отсутствии цели даже обеспеченные, богатые, сытые-пресытые недовольны, ворчат, томятся. Да, есть хорошее слово – «томление». Вот народ томится, ждет от власти призывов, а их нет, конкретных и настойчивых, кроме каких-то нацпроектов, о которых тут же сама власть забывает… И, понимаешь, в такой ситуации если даже власть делает что-то полезное, то все равно ее подозревают в корысти… или вообще в воровстве… Дорогу в Питер, например, начинают строить – тут же скандал с Химкинским лесом. Сочи выбрали для Олимпиады – сразу разговоры, что всё разворуют, настроят себе замков на море. И со Сколково то же… Повсюду, во всем… – Папа помолчал и, видимо, не зная, что еще сказать, подытожил: – Ну вот так примерно. А что всё совсем плохо и прямо завтра мы рухнем, то это не так. Плохо в какой-то основе, и из-за этого мы так… такие разговоры ведем.
