Помощь в адаптации солдат, призванных из национальных республик Советского Союза, в их приобщении к малознакомой им культуре, в учете их физических сложностей в условиях северного климата была задачей не только командиров и комиссаров, но и медицинского состава. Мы-то знали, что этим людям служить было тяжелее, и они чаще болели.
Помню, когда летом после амбулаторного приема проходил через полковой стадион, где на взгорке собирались узбеки и таджики – первогодки, обмениваясь сообщениями из своих родных мест, громко говоря на своих языках, я обязательно приветствовал этот «среднеазиатский парламент». Им было хорошо вместе, и они благодарно реагировали на одобрение мною их национального единства. Они были моими больными, знали меня лично, и я дарил им ответное уважение. Это была самая настоящая школа интернационализма на врачебном уровне.
Постепенно формировались отношения с коллегами по работе. Такой опыт у меня возникал впервые. Это очень объемная тема. Практически равная всей жизни. Профессиональная среда. Врачебный «цех». Труд врача почти всегда индивидуален, но врач – не индивидуалист. Он вынужден и должен приобщаться к опыту других и предлагать другим свой опыт. Но при этом он не должен навязывать себя коллегам, не должен вставать в позу судьи, если его об этом не просят. Здесь ценны разные стороны взаимоотношений. Это солидарность, которую нужно пронести через всю жизнь. Это память и ответственность перед Школой, перед своими учителями, следование их советам и тогда, когда их уже нет. Это корпоративность в хорошем смысле слова, врачебная поддержка, умение принять совет коллеги, признать свои ошибки (цена ошибки врача очень велика!). И, вместе с тем, принципиальность в отстаивании своих суждений.
Это и проблема врачебного цинизма, борьбы с черствостью и непогрешимостью, неприятия профессионального апломба. Хрестоматийно это история чеховского Ионыча. Когда появляется апломб, исчезает интеллигентность. Всякий искусственный пьедестал отвратителен. В среде врачей не должно быть место кляузникам, пьяницам, развратникам и ворам.
Однажды один из наших врачей принял больного с высокой температурой и тяжелой одышкой. Обследование выявило пневмонию. Было уже очень поздно, и врач оставил его в медпункте до утра. Глубокой ночью у больного развился бред, он стал метаться, а затем вдруг с криком, что за ним гонятся, в нижнем белье вскочил и, пробежав по спящим в палате, «рыбкой» нырнул в окно и, разбив стекла в рамах, окровавленный, выскочил в глубокий сугроб. Врач, выпивший накануне, долго не мог проснуться. Санинструктор, видя это, самостоятельно доложил о случившемся дежурному по части и, подняв по тревоге личный состав медпункта, организовал погоню за беглецом. А тот, гонимый бредом преследования, выбежал босиком на проходившее рядом с частью железнодорожное полотно и с невероятной энергией без остановки пробежал 15 километров по заснеженным шпалам и только тогда, обессиленный, свалился в кювет. Там его и нашли посланные за ним санитары, догонявшие его, ориентируясь по кровавым следам на снегу. Больного на руках, завернутого в одеяла, принесли в часть и отправили в госпиталь. Как ни странно, все обошлось, но не для врача.
