Приблизившись к нему вплотную, я остановился, так ужаснула меня его беспомощность. Что мои сегодняшние огорчения по сравнению с ним! Я шел, а он полз. Неудачи были, есть и будут, но все еще можно наверстать. А вот этому бедняге, моему сверстнику, легче не будет никогда. Сколько же стойкости нужно ему, чтобы просто передвигать свое тело!
Я поднял голову, увидел небо над темной улицей и быстро пошел в сторону Петропавловской крепости. Пройдя с сотню шагов, я оглянулся, так как мне подумалось – а был ли горбун? Да, тот медленно брел по улице…
Простор Невы, панорама Стрелки Васильевского острова, море солнца – все это обрушилось на меня, так что я не сразу и заметил, что рядом со мной масса людей. Оживленная, радостная, толпа все прибывала, Почему-то все устремлялись через Кировский мост к Марсову полю. Трамваи не ходили. Люди кричали: «Гагарин, Гагарин!». Наконец, я понял, что в космос запустили корабль и на его борту наш, советский, летчик – Юрий Гагарин. Люди вокруг меня пели, обнимались, ждали новых сообщений, переживали, как закончится полет. Соучастие в свершившемся, прекрасном и уникальном, событии планетарного значения воспринималось как личное счастье.
Но где-то в душе затаилась боль. Я представил себе, как в это же время медленно, как краб, по тротуару передвигается горбун, как ему трудно поднять голову, чтобы увидеть небо и людей, сошедших с ума от радости. Возможно, он прижимается к водосточной трубе, чтобы его ненароком не сшибли, но и в его душе светится радость от услышанного и заставляет забыть о себе…
Таким был этот день – 12 апреля 1961 года – для меня и для многих людей на Земле.
* * *
Вскоре я возвратился в Рязань, в полк, влился в работу и сделал тем летом 14 прыжков с парашютом. Жизнь вошла в привычное русло. И также уныло стучали колеса поездов за окнами медпункта…
Осенью 1961 года я получил первую в моей жизни собственную однокомнатную квартиру в центре Рязани. Через двор располагалась квартира родителей. Можно было жить.
Я попытался поступить в заочную аспирантуру по терапии в Рязанский медицинский институт. Беседовал тогда со мной доцент Н.А.Ардаматский (позже мы с ним заведовали кафедрами в Саратове). А тогда он отказал мне, справедливо заметив, что с военным человеком в гражданском Вузе возникнут сложности.
А в феврале следующего года мне по вертушке вдруг позвонили из штаба. Кадровик сквозь телефонный треск проорал: «Пришла из дивизии телефонограмма о клинической ординатуре в ВМА им. С.М.Кирова. Это не для тебя?» «Для меня, для меня!» – заорал я в ответ и побежал в штаб умолять начальство, чтобы отпустили. Документы отослали в Ленинград. Стали ждать.
