Бросался в глаза кирпичный цвет лица больного. Мне показалось это значимым, так как в учебнике описывалось при мочекислом диатезе, но, по видимому, не имело значения в данной ситуации, так как было характерно для больного всегда.
Я старался понять, что с больным. При пальпации живота определялась болезненность в правой подвздошной области и ниже, но симптом Щеткина-Блюмберга отсутствовал. Язык был обложен. Поколачивание по спине в области правой почки было болезненно.
Все это говорило скорее о почечной колике. Но нельзя было сразу отказаться и от предположения об аппендиците. При подъеме правой ноги боль усиливалась (симптом илео-псоаса), но это могло быть и не только при аппендиците. Диагностировать аппендицит у солдат мне уже ранее приходилось, а наблюдать приступ почечной колики – никогда.
Теоретических представлений мне было достаточно, в ВМА им. С.М.Кирова нас учили очень хорошо. Я вспомнил проф. Загороднего в клинике факультетской хирургии (в последующем генерал-майора м/с), который преподавал нам эту тему. Профессор прыгал по ступенькам лестницы в клинике, показывая прием диагностики болезненного прохождения камня в мочеточнике при этой провокации и одновременно прием освобождения мочеточника от застрявшего камня. У моего больного попытка даже слегка припрыгивать боль усиливала, и от этого пришлось отказаться.
Диагноз напрашивался сам собой, но я не спешил. А что если все-таки аппендицит?! Я решил обезболивающие средства не вводить, хотя больной мучился от болей, а ввести ему подкожно атропин, имевшийся у меня с собой в сумке, взятой в медпункте. Ввести его не столько в лечебных, сколько в диагностических целях. Это помогло. Через 15–20 мин боли стихли.
Я вызвал из части санитарную машину и сам отвез его в военный госпиталь. В приемном покое хирург подтвердил мой диагноз.
Так состоялся первый в моей практике случай диагностики приступа почечной колики. Врачебная жизнь только начиналась.
Осенью 1960-го года в моем рязанском десантном полку произошел необычный случай. Уже после ужина в медпункт прибежали несколько солдат, возбужденно кричавших, что в столовой под столами спрятался сумасшедший – гвардеец из их роты.
Вместе с ними я проследовал в солдатскую столовую. Зал был большой – на 1,5 тысячи едоков. Его, как всегда после ужина, убирали дежурные. Сдвинув столы, подметали и, в последующем мыли швабрами цементный пол. Кто-то из дежурных заметил, что под столами прячется солдат. Его окликнули и предложили вылезти. Но он залез еще глубже и потребовал, чтобы к нему не приближались, так как он будет защищаться. Прокричал, что он «дикобраз и покрыт острыми иглами».
