— Не смею произнести в вашем присутствии, — промямлил Бугэй, потея и бледнея сверх всякой меры.
В нем еще сохранились остатки совести, и он не хотел, чтобы Акинобу и Натабура узнали, кто является инициатором их жестокой казни. Мало ли что, на всякий случай думал он. Эти сутры, и генерал Го-Тоба. Как бы чего не вышло? Сумели же они оживить голову!
— Они хотят оказать вам честь и сварить соотечественников в вашем присутствии, — подсказал первый великий министр Дадзёкан и тоже понюхал пахучую индийскую палочку.
— Умная мысль, — одобрил император Кан-Чи, — только я не понял, как же мы их сварим, если они летают?
— Мы откармливаем их целые сэкки, — счел нужным сообщить Бугэй и осторожно цокнул языком.
— А летают они, потому что худые, — обращаясь к императору Кан-Чи, пояснил первый великий министр Дадзёкан с таким видом, словно на него снизошло прозрение.
— А ты что думаешь? — спросил Кан-Чи у Якатла, нюхая пахучую индийскую палочку.
— Правильно, потому что худые! — согласился Якатла, приставая в своих носилках и заглядывая в клетку поверх головы раба Тла.
— Худых не сваришь, — озабоченно высказался первый великий министр Дадзёкан, тоже нюхая пахучую индийскую палочку.
— Нет, не сваришь, — едва не согласился Бугэй, но вовремя прикусил язык.
Не полагалось ему вступать в разговор, если не спрашивают.
— Надо что-то придумать! — сказал император. — Уййй!!! — и хлопнул себя по затылку.
— Откармливайте их еще в течение сэкки, — велел первый великий министр Дадзёкан.
— А потом мы их сварим и насладимся предсмертными криками, — мечтательно произнес император Кан-Чи. — Слава Пернатому Змею!
— Да, да… предсмертными криками… — закивал первый великий министр Дадзёкан. — точно! И даже, может, съедим!
— Мои люди все сделают, как надо! — со знанием дела добавил Якатла и плотоядно улыбнулся.
Только улыбка у него вышла какая-то кривая, потому что Якатла был вечным стариком, не знающим молодости.
— Пусть дрожат! — важно сказал император Кан-Чи. — Мы будем варить их очень медленно. Слышите, вы, титлаки! — с этими словами, дабы произвести большее впечатление и привлечь внимание равнодушных мятежников, император Кан-Чи схватился за прутья решетки и потряс ее.
То, что произошло в следующее мгновение, в разных легендах рассказывается по-разному. По одной из них то ли святой огонь вознес просветленных мятежников на самые высокие горы Нихон, то ли сама Богиня Солнца Аматэрасу вмешалась в человеческие дела и чудесным образом накрыла пленников белым облаком, дабы унести в свое царство. По другой же легенде государственная тюрьма Тайка рассыпалась в прах до основания и на свободу вырвались все заключенные. На самом деле события развивались так: стоило императору тряхануть решетку, как она с треском развалилась, как старая, гнилая корзина, и в руках у него остались куски железа. С этими кусками в руках он и повернулся к побледневшему начальнику городской стражи Бугэй. В глазах у него застыла холодная ярость. Охрана арабуру, ничего не понимая, на всякий случай, выхватив бордовые и белые мшаго, окружила императора, готовая защитить его от любой опасности. Черный Мурасамэ зарычал так, что все шесты с головами закачались. А в небе тотчас появились три иканобори, которые стали летать кругами, изрыгая пламя и сжигая верхушки тополей.
