Бугэй копчиком почувствовал, что его жизнь висит на волоске.
— Он хорошо справляется, — спас его первый великий министр Дадзёкан.
— Хорошо, — великодушно произнес император Кан-Чи и жестоко посетовал: — А мы хотели найти тебе замену.
— Мы уже нашли замену! — уточнил Якатла и подрыгал кривыми ножками.
От этих слов Бугэй сделалось дурно. Перед глазами поплыли круги, в ушах появился звон, а колени сами собой стали подгибаться.
— Но… — добавил первый великий министр Дадзёкан, — если ты нам расскажешь правду, мы подумаем и, может быть, оставим тебя на прежнем месте.
— Правда, мой господин, — едва не бухнулся на колени Бугэй, — правда заключается в том, что голову оживили два пленника, которых схватили мои люди. Имена этих пленников вам хорошо известны.
— Я догадываюсь, о ком ты говоришь. Но как они это сотворили?
— О, таратиси кими! Вы еще не знаете наших монахов! — горячо зашептал Бугэй. — Они коварнее чернокрылых кудзу[132] и сильнее всех вместе взятых сзйки![133]
Конечно, он предавал братьев, но разве он не делал то же самое всю свою сознательную жизнь, не испытывая при этом ни стыда, ни раскаяния.
— Хм… — снова усомнился император Кан-Чи. — Покажи. Но если ты врешь!.. Уййй!!! — И выразительно указал на шест, на котором некогда красовалась голова генерала Го-Тоба.
Бугэй вздохнул с облегчением. Теперь-то он почти спасен. Теперь-то он покажет, кто самый умный и дальновидный. Теперь ему не страшен даже черный Мурасамэ, дни которого сочтены, ибо нет ничего кощунственней, чем осквернять святыни, пусть даже это сделал пес, принадлежащий императору.
Конечно, Бугэй знал, что Акинобу и Натабура день и ночь читают сутры, конечно, он знал, что они не пьют и не едят, конечно, он был даже в курсе того, что Акинобу нагло разгуливает по тюрьме, как у себя дома. Но он знал еще кое-что: император арабуру только с виду такой грозный и беспощадный, а на самом деле боится даже самых безобидных духов Нихон, потому что у него на родине не водились ни духи, ни демоны. Бугэй давно хотел сыграть на этом и теперь решился. Но дело надо было обтяпать весьма тонко, ибо император Кан-Чи, с пренебрежением относящийся к хонки и не разбирающийся в деталях дзэн-буддизма, ничего не знал ни о сутрах, ни о шастрах, с помощью которых можно было менять свойства мира, поэтому он не мог осознать опасности, исходящей не только конкретно от учителя Акинобу и Натабура, но и в общем, от Истинносущего. Его мир был куда беднее, а его Боги, все вместе взятые, не так всемогущи, как одна-единственная Богиня Солнца Аматэрасу.
