— Ты принадлежишь мне. Вспомни об этом, как только тебе снова придет в голову пофлиртовать с другим.
Если он и ждал ответа, то не такого. Анхела молниеносно извернулась и в следующее мгновение Клайв обнаружил, что это он притиснут к постели, а она победно возвышается над ним. Теперь настал его черед изведать, что это такое быть соблазненным женщиной, которая задалась целью превратить мужчину в покорного раба.
Клайв Риджмонт никогда не был легкой добычей. Но Анхела сейчас оказалась поистине неотразима. Точно гурия восточного рая, она знала, как угодить мужчине. Она целовала его, поглаживала — словом, вела прямиком на седьмое небо. А когда тело его напряглось в ожидании, а сердце неистово забилось, отплатила ему той же монетой, отстранившись и приподнявшись на коленях.
Упираясь ладонями ему в грудь, с разметавшимися по плечам влажными локонами, с пылающим лицом, она победно глядела на него сверху вниз.
— А кому принадлежишь ты, Клайв?
Маленькая негодница! Дерзкая, ослепительно прекрасная маленькая негодница! — подумал Клайв и с одобрительным смехом обнял ладонями ее бедра.
Битва продолжилась. Анхела хватала ртом воздух, отбивалась, запускала пальцы в его волосы и наконец, потеряв равновесие, рухнула на него. Она стонала, дрожала всем телом, однако не сдавалась, платя ему поцелуем за поцелуй, лаской за ласку, близостью за упоительную, мучительную близость. В ту ночь они достигли высот наслаждения, о которых не подозревали прежде, стремясь лучше узнать друг друга.
К тому времени, как Клайв вернулся на свое законное место — сверху и внутри, — он утратил всякое желание прерывать «процесс». Разгоряченные, покрытые испариной, они очертя голову устремились ввысь на крыльях огненного смерча.
Первым достиг оргазма он, ведь если Анхела задавалась какой-либо целью, она своего добивалась. Впрочем, она отстала от любимого на какую-то долю секунды, увлекая его все дальше и дальше, навстречу долгим минутам неизъяснимого блаженства, после которых оба бессильно откинулись на простыни, часто дыша.
Да! — торжествующе думал Клайв, блаженно раскинувшись на постели. Это эликсир жизни, и черт с ним, с похотливым Бенавенте! Черт с ним, с материнским неодобрением! — мысленно добавил он, воздержавшись, правда, от ссылок на недужного отца. В глубине души наследник семейства Риджмонт отчетливо сознавал: судьба удостоила его редкого дара, от которого ни в коем случае нельзя отказываться. И дар этот ценнее всех привилегий, вместе взятых.
