— Я очень старался, — обиженно мрачно сказал он.
— В том-то все и дело, — ответил скульптор.
— Знаю, — печально произнес Диль, — нос, конечно, не того.
— Скорее подбородок.
— Подбородок тоже.
— Да уж, ничего не попишешь.
— Ага.
В мрачном молчании все уставились на восковое лицо фараона. В том числе и сам фараон.
— Подбородок как подбородок.
— Можно прилепить бороду, — наконец предложил Диль. — Борода все закроет.
— А с носом что делать?
— Снять дюйма полтора. И подправить скулы.
— Можно…
— Вы говорите о лице покойного царя, — в ужасе пролепетал Джерн. — Вы не имеете права! Люди все равно заметят и… — Он вдруг засомневался. — Они ведь заметят?
Мастера переглянулись.
— Конечно заметят, — терпеливо подтвердил Диль. — Но никто ничего не скажет. Наоборот, люди хотят, чтобы мы… делали их лучше.
— Не боись, — жизнерадостно успокоил главный скульптор. — Вряд ли кто встанет и скажет: «Ерунда это все, на самом деле он смахивал на близорукого цыпленка».
— Вот спасибо. Просто огромное спасибо.
Фараон отошел и присел рядом с кошкой. Очевидно, люди уважают покойных, только когда думают, что те их слышат.
— Думается мне, — несколько неуверенно произнес подмастерье, — при жизни он был чуточку не такой, как на фресках.
— В этом-то вся и суть, — многозначительно изрек Диль.
Выражение большого честного прыщеватого лица Джерна менялось крайне медленно — словно тени облаков проплывали над изрытым кратерами пейзажем. Его вдруг осенила мысль, что таким образом мастера хотят посвятить его в таинства древнего искусства.
— Вы хотите сказать, что художники тоже меняют… — начал было он. Диль нахмурился:
— Мы этого не говорили.
Джерн постарался придать своим чертам выражение приличествующей случаю серьезности.
— О да, — кивнул он. — Понимаю, учитель.
— Светлая ты голова, Джерн, — сказал скульптор, хлопая его по спине. — Схватываешь на лету. Сам представь, сколько людей всю жизнь страдают от своего уродства. А потом представь, насколько ужаснее быть уродом в Загробном Мире.
Царь Теппицимон XXVII покачал головой. «Мало того, что при жизни все мы должны выглядеть одинаково, так они еще хотят, чтобы мы даже после смерти были на одно лицо. Что за царство, что за народ!» Он посмотрел вниз: душа покойной кошки умывалась. Раньше царь терпеть не мог подобных вещей, но теперь он даже почувствовал к твари некоторое расположение — ему захотелось пообщаться. Не без робости он погладил кошку по плоской голове. Кошка замурлыкала, но вдруг извернулась и проехалась когтями по его руке. Отдубасить бы скотину, да нечем и не по чему…
