Голоса надежды | страница 32



Твой самообман —
Мне так надоел хрусталь…
Все ждать, что вот–вот
Уплывет туман,
И вместе откроем даль.
Красавица спит
На Лысой горе —
Мне так надоели сны…
Если ты рук
Не протянешь мне —
Сама потушу костры.
Скажи: «Я тебя
Не любил, не люблю», —
Поверю, проснусь. Я, пойми,
Сама не могу
Положить плиту
Над прахом моей любви.

Август, 96

КИРКУ

Я не умела себя казнить,
Болью хрипя, улыбаться,
Камень безверия в сердце носить —
Но каждый способен меняться.
Верить в него и стыдиться себя,
Жизнью такой быть счастливой —
Явью своей избрала я. И шла,
Шла, пока кровь не застыла.
И лишь у самой последней стены
Дверка не сразу открылась,
Может, в насмешку циничной судьбы
Я на мгновенье забылась.
Миг — и осталась закрытою дверь,
Чья‑то рука поддержала.
Пусть без него, но — живу я теперь,
С тем, что почти потеряла.
Сквозь облака синий вышел клочок,
Что‑то в глазах встрепенулось…
Пусть для тебя я — лишь странный намек,
Но боль моя в свет обернулась.
Вера и нежность — спасение мира.
Я даже любви уже не ищу,
Просто быть нужной, пускай не любимой.
Разве я много прошу?..
Может, в насмешку Судьба мне дала
Снова чуть к небу подняться…
Но, жизни услышав лишь раз голоса,
От них не смогу отказаться.
Ты научил меня верить. Лишь Другу
Можно открыть свою боль без оглядки.
Ты дал мне силы… И в жизни — по кругу —
Бусины–люди столкнутся когда‑то.

Ноябрь, 96


Василий ВЯЛЫЙ

ОКНА С НАЛИЧНИКАМИ

Сумерки наступили неожиданно. С запада лениво поползла бордовая лохматая туча. Она закрыла собой заходящее солнце; широкая пурпурная тень плыла по земле. Свежий ветер обдувал Андрею лицо, нежно гладил огрубевшую кожу.

— Бригадир, пора до дому идти, а то гроза в степи застанет, — к лежащему под яблоней Андрею подошли семеро иногородних сезонных работников.

Задремавший казак приоткрыл глаза и поднялся с земли.

— Сколько рядов осталось, мужики?

— Да рядов пять, не больше, — ответил высокий худой работник по имени Степан.

Бригада третью неделю занималась сбором яблок. Сад Лашковского куреня раскинулся на левом берегу Кубани, спокойно и величаво несущей свои Ржавые воды в Азов.

Мужики уже третий день ничего кроме яблок не ели, — обессилевшие, изголодавшиеся, они с трудом таскали тяжелые плетеные корзины. Случались и обмороки. Шел голодный 1929 год.

— Бригадир, совсем силов нема, — перебивая Друг друга, загалдели мужики.

— Может завтра мы съездим на Сенной базар, да продадим кое‑что из тряпья, хоть трохи сальца купим, — Степан вопросительно смотрел на Андрея, дожидаясь ответа. — А то захляли мы совсем.