– Покажи документы, если ты инвалид. А притворяться каждый мастак.
Николай Афанасьевич разъярился, оскорблённый с одной стороны недоверием, с другой стороны распаляемый изнутри жаждой, и вновь перешёл в атаку…
Домой он вернулся понурый, в разодранной новой рубахе, с живописным синяком под глазом, но – трезвый. Жажда продолжала мучить его страждущую душу, но не надо умалять его физические возможности и ссылаться на парализованную руку. Ни старость, ни болезнь не помешали ему прорваться к самой бочке и вдохнуть аромат пива, но когда он сунул левую руку в карман, чтобы достать червонец и потребовать пять кружек янтарной жидкости, то к своему ужасу обнаружил, что тот пуст. Он тщательно пошарил изнанку до самого колена, так как в подкладке оказалась дыра, прощупал все складочки к выточки, надеясь, что десятки где-нибудь задержались, но безуспешно. Исчезновение злополоучных десяток останется такой же неразгаданной исторической загадкой, как и таинственное исчезновение племени Майя.
Трудно передать, каким несчастным Николай Афанасьевич вылез из толпы. Выдержать такое сражение и остаться у разбитого корыта в данной ситуации было равносильно потере глубоко любимого человека. От пивной бочки он отходил, едва волоча ноги, пришибленный тяжёлой утратой, с украшением под глазом, с камнем на сердце и с пустым желудком. Лицо его выражало трагедию, которую по силам описать только гениальным художникам прошлых столетий, запечатлевших в своём творчестве величайшие трагедии человечества, начиная от «Страшного суда» и кончая «Последним днём Помпеи». Поэтому, не решаясь соперничать с ними, сделаем лёгкие наброски, сказав, что голова нашего героя опустилась ниже плеч, спина ссутулилась, как у одногорбого верблюда, морщины на лице по глубине стали соперничать с Марианской впадиной, свет вообще померк в его очах, потому что (откроем секрет) на улице стемнело, а фонари ещё не успели зажечь.
Когда сын увидел родного отца в таком виде и на расстоянии трёх шагов от себя, то есть в тончайших подробностях, не доступных нашему глазу, он испугался:
– Что случилось? Кто это так тебя?
Николай. Афанасьевич с расстройства не мог даже говорить.
– Завтра расскажу, – буркнул он.
Сергей оставил его в покое, видя что тот действительно не «в себе», но признаваться пришлось всё равно в этот же вечер.
На имя Торбеева пришел вызов на переговоры, и он помчался на почту. Вызывала сестра.
– Серёж, я выхожу замуж, – сразу же «обрадовала» она его. – Готовь мне сто рублей на платье и туфли.
