Встреча с Авивой все изменила.
Худая, растрепанная, нелепо одетая, она влетела в мой кабинет, плюхнулась на стул и начала что-то лепетать. Я едва понимал, что именно. Скоро запас ивритских слов у нее иссяк; она начала жестикулировать, вырвала из календаря листок и стала на нем что-то рисовать. Я тупо смотрел на нее. Наконец, она в отчаянии хлопнула себя по коленям.
— Как же объяснить этому идиоту такую простую вещь!
— По-русски, — продолжая глядеть на нее в упор, тихо сказал я.
На минуту она замерла, втянула голову в плечи, затем распрямилась, словно пружина, схватила лежавшие на столе газеты и швырнула их мне в лицо.
После войны в рестораны я не ходил; Авиву пригласил домой. Позвонил Габи.
— Приходи. Будет одна русская. Забавная дамочка, она полгода в стране, но уже носится с проектом какого-то научного поселка. Придешь?
Он пришел.
— Это Габи, мой друг. Он электронщик. Попробуй привлечь его.
Габи уселся за стол, я начал разливать вино.
— А водка у тебя есть? — спросила Авива.
Слово «водка» Габи понял и поднял глаза.
— Водки нет. Я не знал, что ты пьешь водку.
После двух бокалов вина Авива захмелела и стала рассказывать о том, как ей удалось выехать из Риги после двух лет отказа, как стучала она кулаком по столу у какого-то министра и ходила на демонстрации. «И вообще, всякая власть мне — море по колено!»
Я начал было о деле — хотелось и Габи подключить к разговору.
— Объясни ему, что ты хочешь, я переведу.
— Да ну его, сразу видно — дурак.
— С чего ты решила, что он дурак?
— Мне много не нужно…
Габи молчал, исподтишка косил на Авиву, и лишь однажды спросил, доволен ли я своим новым «Фордом».
— Увидишь сам, вечером покатаемся.
После третьей чашки кофе мы поднялись.
— Куда поедем? — спросил я.
— Мы пошли, — отрезал Габи.
— Как пошли?! Мы же собирались кататься?
Они вышли, как ни в чем не бывало. Я решил было обидеться, как вдруг откуда-то изнутри начал подниматься легкий, щекочущий смех. Не помню, как долго я смеялся, но, когда смех прошел, на душе сделалось легко и приятно — жизнь-то продолжается!
Свадьбу они устроили без израильского размаха: Арье был недоволен, что Габи женился на русской, на меня смотрел волком. Впрочем, недовольство родителя к спешке со свадьбой отношения не имело: Габи решил переехать в Яммит.
Идеологический спор между нами был невозможен, я пытался апеллировать к здравому смыслу.
— Ты сидишь на золотой жиле, папа говорит, — мой отец был для Габи высшим авторитетом, — что компьютеры перевернут мир. Ну, что ты будешь делать в Яммите, стоило ли, черт возьми, всю жизнь учиться, чтобы выращивать помидоры?
