Он тоже сел.
Но она уже бежала, ноги мелькали и мелькали на пёстро-лунном фоне.
Ему стало интересно, откуда у нее эта царапина.
Схватив штаны, он натянул их на ногу, и на ногу; схватив рубашку и единственный сандалий, — перекатился на ноги...
Она огибала край скалы.
Он задержался, чтобы застегнуть ширинку и свести вместе крючки на ремне. Ветки и галька впивались в его ступни. Она бежала так быстро!
Он подошел в тот момент, когда она оглянулась назад, положил руку на камень — и отдернул её: поверхность камня была мокрой. Он смотрел на грязь, растертую по желтоватой ляжке.
— Вон там... — он показала внутрь пещеры. — Видишь?
Он потянулся, чтобы прикоснуться к её плечу, но нет.
Он сказала:
— Давай же. Зайди.
Он сбросил сандалий: шелест подлеска. Он сбросил рубашку: она приглушила шелест.
Она смотрела на него в ожидании, отступила в сторону.
Он вошел: мох на его пятке, мокрый каменный пол под сводом стопы. Вторая нога опустилась: мокрый камень.
Воздух трепетал вокруг него. В сгустившейся тьме что-то сухое чиркнуло его по щеке. Он потянулся вверх: мертвая лоза рассыпалась листьями. Она раскачивалась: что-то страшно грохотало далеко вверху. Держа в голове видение смертельной грани, он плавно двинул ногу вперед. Его пальцы нашли: веточку с отставшей корой... комок мокрых листьев... трепет воды... Следующий шаг, и вода облизала всю его ступню. Он шагнул снова:
Один только камень.
Мерцание, слева.
Он шагнул снова, и мерцание стало оранжевым, за краем чего-то; что было стенкой ниши в скале, с тенью от потолка, следующий шаг.
За мёртвой веткой — медное блюдо, широкое как автомобильная шина, с костром, догоревшим почти до углей. Что-то в остатках пламени щелкнуло, выплеснув искры на мокрый камень.
Впереди, там, где мерцание просачивалось в сужающуюся прорезь высоко вверху, нечто ловило отблески и отбрасывало их назад.
Он перебрался через здоровенный валун, замер; эхо от дыхания и горение костра намекало на размеры пещеры. Он измерил расщелину, перескочил на метр и вскарабкался на дальний склон. Почва поддалась под его ногами. Он слышал, как галька, падая, жалуется каменным стенам расщелины и запинается, и шепчет, и — тишина.
Потом: всплеск!
Он повёл плечами; похоже, глубина там была всего лишь ярд или около того.
Взбираться пришлось довольно долго. Один ровный участок, на высоте футов в пятнадцать, задержал его на некоторое время. Он сместился к краю и с трудом поднялся по не столь ровной части пласта. Он нащупал толстый рубец, который, как он осознал, подтягиваясь вверх с его помощью, был корнем. Он задумался, чей это был корень, и достиг уступа.
