— О матери?
— Да, Хэйтем.
Я подумал сначала, что она болеет, и тотчас же ощутил сильный прилив вины, почти до головокружения. Я неделями не писал ей; временами почти не вспоминал.
— Она умерла, Хэйтем, — сказал Реджинальд. — Неделю назад она упала. Сильно повредила спину, и я боюсь, что не выдержала этой травмы.
Я смотрел на него. Чувство безмерной вины исчезло, и вместо него пришла опустошенность, зияющий провал там, где должны быть какие-то эмоции.
— Сожалею, Хэйтем, — на его обветренном лице от сочувствия появились морщины, а глаза стали добрыми. — Твоя матушка была замечательной женщиной.
— Это правда, — сказал я.
— Мы сейчас же едем в Англию. Ты должен проститься.
— Конечно.
— Если что-то нужно. пожалуйста, скажи, не стесняйся.
— Спасибо.
— Теперь твоя семья — это Орден, Хэйтем. Можешь обращаться к нам в любой момент.
— Спасибо.
Он неловко откашлялся.
— И если тебе необходимо. ну, знаешь. выговориться. то я к твоим услугам.
При этих словах я едва удержался от улыбки.
— Спасибо, Реджинальд, но выговариваться мне не надо.
— Ну и хорошо.
Последовало длительное молчанье.
Он отвернулся.
— Все выполнено?
— Хуан Ведомир мертв, если ты об этом.
— Его дневник у тебя?
— Боюсь, что нет.
На мгновение лицо его вытянулось, а потом затвердело. Закаменело. Я и раньше видел у него такое выражение, когда он терял контроль.
— Что? — переспросил он.
— Я убил его за то, что он предал нас, разве нет?
— И что же? — настороженно спросил Реджинальд.
— Так зачем мне его дневник?
— Там его записи. Они нужны нам.
— Для чего? — спросил я.
— Хэйтем, у меня были основания полагать, что предательство Хуана Ведомира выходит за рамки вопроса о его верности доктрине. Мне кажется, он дошел до того, что стал сотрудничатьс ассасинами. А теперь, будь добр, скажи честно, дневник у тебя?
Я достал дневник из сумки, отдал ему, а он подвинулся к одному из светильников, открыл тетрадь, бегло перелистал и захлопнул.
— Ты читал?
— Он зашифрован, — откликнулся я.
— Но не весь, — спокойно заметил он.
Я кивнул.
— Да, да, ты прав, там есть несколько фраз, которые можно прочесть. Его. суждения о жизни. Они занятны. В сущности, Реджинальд, меня зацепило, почему это философия Хуана Ведомира согласуется с тем, чему наставлял меня отец?
— Весьма возможно.
— И все-таки ты заставил меня убить его?
— Я заставил тебя убить предателя Ордена. Это совсем другое. Конечно, я знал, что твой отец на многие вопросы смотрит иначе, чем я — и более того — он иначе смотрит на самые принципы Ордена, но это лишь потому, что он не присягал им. От того, что он не тамплиер, я не стану меньше уважать его.
