Бежать.
Неловко признаться, но все голоса и мысли, толпившиеся у меня в голове, хором кричали одно только это слово.
Бежать.
И я послушался их. Побежал. Но только не туда, куда они меня гнали. Поступил ли я так, как учил меня отец, и послушался ли своего инстинкта, или наоборот, не обратил на него внимания? Не знаю. Я понял только, что всеми фибрами своей души я стремился прочь от самого страшного места, но на самом деле я побежал именно к нему.
Я промчался мимо конюшни, ворвался в кухню, не останавливаясь возле двери, сорванной с петель. Откуда-то из прихожей слышались громкие крики, в кухне на полу была кровь, и я рванул к лестнице и натолкнулся еще на одно тело. Это был один из солдат. Он лежал в коридоре, схватившись за живот, веки у него судорожно дергались, а изо рта на пол струйкой стекала кровь.
Я перешагнул через него, побежал к лестнице и думал только о том, чтобы добраться до родителей. Вот прихожая, темная и полная криков и топота бегущих ног и первых клубов дыма. Я старался не раскисать. Сверху донесся еще один крик, я глянул туда и увидел на балконе пляшущие тени и быстрый блеск стали в руках одного из бандитов. На площадке его пытался задержать кто-то из отцовских слуг, но скользнувший в сторону свет помешал мне увидеть гибель этого малого. Я не увидел, а только услышал да ногами ощутил глухой стук его тела, когда оно упало неподалеку с балкона. Его убийца издал торжествующий вопль, и я услышал топот его ног, бегущих по коридору дальше — к спальням.
— Мама! — крикнул я и побежал наверх, и в тот же миг дверь родительской комнаты распахнулась, и навстречу незваному гостю выскочил отец. Он был в панталонах, а подтяжки были надеты прямо на голые плечи, волосы он не подвязал, и они разметались. В одной руке у него был фонарь, в другой — клинок.
— Хэйтем! — позвал он, когда я уже взбежал на верхнюю площадку. Налетчик был тут же между нами. Он остановился, оглянулся на меня, и в свете отцовского фонаря я впервые рассмотрел его как следует. Он был в штанах, черных кожаных доспехах и небольшой полумаске, вроде тех, что надевают на бал-маскарад. Он изменил направление.
Вместо того чтобы напасть на отца, он, ухмыльнувшись, ринулся с площадки назад, ко мне.
— Хэйтем! — снова крикнул отец. Он отстранил маму и побежал вниз за налетчиком. Он настиг его мгновенно, но этого было мало, и я бросился прочь, но внизу лестничного марша увидел еще одного человека с саблей, преградившего мне путь. Одет он был так же, как и первый, но у него была одна особенность, врезавшаяся мне в память: его уши. Они были заостренные, волчьи, и в сочетании с маской делали его отвратительным и уродливым, как мистер Панч
