— А почему ты решил, что это смерть? Тебе Абиб сказал?
— Да нет, я это знал. Вернее, до меня потом дошло, когда я уже вышел из палатки. Во мне было столько силы, но только какой-то особенной силы. Совсем не похоже на то, как бывает, когда накуришься и потом чувствуешь себя разбитым. Голова ясная, сосредоточенная. Я взглянул в лицо смерти, а чувствовал себя прекрасно. А потом, слушай, знаешь, что было? Прохожу я мимо флага, ну, на главной башне, помнишь? Флаг развевался, потому что в тот день был ветер, и тут я… не знаю, как сказать. Я чувствовал, как развевается флаг, понятно? Не в том смысле, что я увидел флаг. Я это и правда чувствовал. Я был и ветром, и флагом.
— Ты был ветром?
Ди Сальво снимает руку с его плеч.
— Ты думаешь, я несу чушь, как какой-нибудь дебильный хиппи?
— Да нет, я так не думаю, — говорит Йетри, хотя он уже ничего не понимает.
— В общем, не то чтобы мне было весело или грустно. Это все… детали. А не полная картина. А я чувствовал все, все сразу. Флаг, ветер — все.
— А при чем тут статуя и смерть?
— Очень даже при чем. — Ди Сальво почесывает бородку. — Ты так на меня смотришь, будто я несу чушь, как какой-то дебильный хиппи.
— Да нет, рассказывай!
— Я закончил. Вот что произошло, понимаешь? Внутри меня что-то открылось.
— Откровение, — говорит Йетри.
— Ну, не знаю, откровение или нет.
— Думаю, откровение.
— Говорю тебе, я не знаю, что это за чертовщина. Что было, то было. Я просто пытаюсь тебе объяснить, что у Абиба трава другая. Чувствуешь себя другим. Чувствуешь все вокруг. — Внезапно он мрачнеет. — Ну что, пойдешь со мной?
Йетри не очень интересует наркота, но разочаровывать приятеля не хочется.
— Наверное.
Тем временем афганцы уже сложили коврики и вновь принялись за работу. Друг с другом они почти не разговаривают, а когда разговаривают, Йетри кажется, что они ссорятся. Он глядит на часы: без двадцати час. Если поторопиться, может, удастся не стоять в очереди в столовую.
Когда через три дня настает время высунуть нос с базы, Йетри не берут.
— Сегодня съездим оглядимся, — говорит Рене утром, — со мной идут Чедерна, Кампорези, Пеконе и Торсу.
Все смотрят, как названные солдаты одеваются, стоя у раскладушек. Церемонно, словно античные герои, хотя им предстоит обычный патрульный выезд на деревенский базар.
Чедерна задирает нос больше других, правда, он и умеет больше. Будь в третьем взводе роты «Чарли» Ахилл, это был бы Чедерна — неслучайно на спине, чуть выше пояса, у него даже вытатуирована первая строка «Илиады». Написано по-гречески, татуировщик почти без ошибок скопировал текст из лицейского учебника Аньезе — лежа в постели, Чедерна часто просит, чтобы ему этот стих читали снова и снова.
