"Надо прекращать пить, — думает он, — вечно меня заносит в крайности".
Хариса явно озадачена. Откровения ей совершенно ни к чему — труднее найти им достойное применение в женском своекорыстии, — чуть позднее, когда наступит срок, когда можно будет приложить их к чему-то конкретному.
— Ты что, белены объелся?
Она груба, но едва ли осознает, словно ей не хватает лености понять свои поступки. Впрочем, она прекрасно знает, что способна любить саму себя только по выходным.
— Главное — верить в свою судьбу. Кто никогда не роняет, ничего не поднимает, — не слушая ее, твердит Гурей. — Такова жизнь, детка. Упавшему всегда надо подать руки… руку…. — Он теряет нить рассуждений, почти тушуется, ищет спасение в смущении.
— М-м-м… — мычит он.
Такое ощущение, что слишком высокопарная и пламенная тирада дается ему с большим трудом — гораздо больше энергии он тратит, чтобы произнести слова в нужной последовательности, словно для него они нанизаны на стержень.
— Поговаривают, что и в семьдесят можно сотворить гениальное…
Голос у него вовсе не уверен, а глаза полны страдания.
— Сомнительные надежды… — Хариса даже не затрудняется развить мысль. Да и способна ли она на нее? Вполне достаточно удовлетворить собственную забывчивость, к чему копаться в непонятном, да еще в мужском? Пусть этим занимаются другие.
— Но мне не хочется ждать!.. — Гордость всплескивает в нем. — Я все время жду, — отваживается он на откровение, — вначале денег, потом удачи, иногда — женщину. Все время откладываю на потом…
Он заглядывает ей в глаза, как ворона в надколотый орех.
— А когда же жить? Вот если бы кто-то помог…
Она радуется. Теперь он попался — слабость всегда питает ее недостатки. Она мстит — даже молча, инстинктивно, без мысли, прикидывая чужую оборону — совсем не чуждую глупости.
"Я зарабатываю в день миллион, — любит говорить Гурей, — и могу себе позволить некоторую пошлость".
"Не так-то ты и шикарен, — думает Хариса, — и гонора в тебе — крохи".
Часть своих доходов он тратит на скупку произведений малоизвестных авторов, кроме того, он имеет литературное агентство, где несколько бедняг трудятся над прославлением его имени.
— Если ты надеешься на Леонта… — Хариса даже забывает, что совсем недавно желала примирить их.
Гурей проявляет столько поспешности, что прерывает ее на слове:
— Мне бы очень хотелось… Мне бы хотелось, чтобы ты повлияла… — жует он слова, — подружка… приятельница…
Хариса хмыкает и отворачивается. Плевать ей на чужие горести.
