В деревне остались мы - дети не старше десяти лет и совсем древние старухи. Остался ещё и Арсений. Ему, бакенщику, нужно было встречать танкеры, которые шли в верховья Выми, на Елву, с бензином и соляркой для лесников Мещуры и Пывы.
Мы, дети, играли в опустевшей деревне, чувствуя беспри-глядную свободу. Играли, кажется, в войну. Ополоумевшие собаки валялись в томной тени, табун лошадей за околицей плыл в мареве солнца и в шелках молочного овсового поля. Жара -слово и крик сохнут на лету и сыплются шорохом на землю.
Гул неожиданно распластавшегося в галопе табуна показался близким громом грозы. Хвосты и гривы от бешеного скача не успевали опускаться. Первобытный ужас несли кони в распятых солнцем глазах.
Рискуя быть смятой, падая, завопила старуха у колодезного журавля:
- Леша-ак! Береги-ись!
Казалось, кони сошли от жары с ума. Они крушили изгороди, метались между избами деревни. Сатанели кобылы, растерявшие жеребят. Собаки жались от коней к стенам изб и хрипели сорванными от лая глотками.
Мы испуганно смотрели из-за недостроенного сруба баньки на старуху, которую кони не растоптали только чудом, на лошадей, на собак и ничего не могли понять. И тут кто-то крикнул:
- Медведи!
По овсовому полю шла медведица с медвежонком. Она шла тяжело, как тяжёлый и чужой чан, поднимала голову, мотала ею, пытаясь избавиться то ли от оводов, то ли от ещё чего-то и вытягивала шею в рык. Собаки, пропустив лошадей и по-хозяйски защищая деревню, вылетели за околицу. Они наседали на зверей, не подходя близко, но и мешая тем двигаться. Медвежонок жался к матери, язычок его часто выныривал из пасти, будто он дразнился. Так медвежата злятся. Рычать и скалить зубы он ещё не умел, поэтому у него так получалось. Он блестел глазёнками, лез от страха под живот матери. Медведица же, легко подпинывая дитя, вела его к поросшему кустарником склону оврага.
Они наискосок пересекли поле. Здесь, уже близко, мы увидели, что у медведицы вместо правого глаза кровавая каша. Какая-то лесная драма скрывалась за этой раной. Поединок с другим зверем - рысью или росомахой? Или с другой медведицей? Рой оводов и мух лип к ране, вился вокруг головы, потому она и мотала ею.
Медведица вела своего медвежонка к реке, не останавливалась «доить» овёс, не обращала внимания на собак - да и мудрёное ли дело: шла к реке зализывать раны, напиться воды, не больно-то ей нужна эта деревня, лошади и эти псы.
Красива была эта могучая мать, отстоявшая в лесной схватке своего детёныша, изнывающая от жары, наверное, и от боли, но величаво не ускорившая даже шагу, хотя сверкающая вода была уже рядом.
