. До начала гражданской войны его вмешательства в дела Палаты Общин во многих случаях были необдуманны, наивны, приводили к обратным результатам и, должно быть, с тревогой воспринимались парламентскими лидерами. Однажды, в феврале 1641 года, при защите тех (подобных ему), кто нападал на епископское определение сэра Джона Стренгвейса: «если придем к равенству в церкви, мы должны будем, наконец, достигнуть равенства в благосостоянии», гнев Кромвеля заставил его обрушиться на Стренгвейса с яростной речью, за которую ему палата вынесла выговор
[22]. Несколько месяцев спустя (хотя источник — сэр Эдвард Хайд, впоследствии один из главных сторонников Карла I, не объективен) было отмечено, что Кромвель действовал с «неприличием и грубостью» и выражался «своевольными и оскорбительными» словами по отношению к лорду Мендевилю (впоследствии граф Манчестер), когда перед комитетом Палаты Общин встал вопрос об осушении болот
[23]. Более того, некоторые попытки вмешательства Кромвеля в парламентские дела в то время были в лучшем случае наивны. В феврале 1642 года его предложение о том, что коллегу, члена парламента Джона Мура следует попросить написать опровержение собранию речей сэра Эдварда Деринга, который теперь пытался отмежеваться от своих ранних нападок на епископов, могло только вызвать раздражение у Мура, с которым Кромвель явно заранее не советовался. Можно ясно увидеть наивность Кромвеля в октябре 1641 года, когда он доказывал, что предложение о том, что епископы не должны голосовать в парламенте по законопроекту об исключении их из Палаты Лордов, было только временной мерой, пока законопроект не будет принят. «Кажется, — презрительно писал в своем дневнике сэр Симондс Д’Ивз, — джентльмен не принял во внимание, что если бы мы могли временно не учитывать их (епископов) голоса, до тех пор, пока не будет принят законопроект, посланный нами, они должны бы были навсегда потерять голоса в Палате Лордов»
[24].
Инциденты, подобные этому являются ключом к разгадке гораздо более важных характеристик карьеры Кромвеля в этом периоде, чем незначительная роль, которую он занимал среди парламентских противников короля до гражданской войны. Его вспыльчивость и наивность демонстрировали его уверенность в правоте того, что он делал, его абсолютную веру в то, что дело парламента и дело религиозной реформации неразделимы, и его растущее опасение того, что если вскоре не будут приняты меры, дело потерпит неудачу. Это привело его к тому, что он не смог помять необходимость политической игры. Это также стало причиной политических просчетов, таких, как прогноз того, что немногие будут против «Великой ремонстрации» — длинного документа, содержащего парламентские требования к королю. В самом деле, многие консервативно настроенные члены парламента проголосовали против «Великой ремонстрации» и она была принята 22 ноября 1641 г. большинством лишь в одиннадцать голосов. Это вызвало опасение по поводу радикального направления событий, которое Кромвель, очевидно, не разделял. Действительно, события 1640 — 41 гг. укрепили его намерение защищать парламент. Когда в 1641 году парламентские лидеры раскрыли серию заговоров в рядах армии в Северной Англии, Кромвель был среди тех, кто настаивал на обвинении всех, вовлеченных в заговоры, и выступал против их освобождения под залог. Не удивительно поэтому, что когда в августе 1641 года король решил поехать в Шотландию, Кромвель находился среди тех, кто был против визита, опасаясь, что Карл секретно договорится с врагами о парламентском деле. Кроме того, как и многих других, Кромвеля сильно тревожили новости об Ирландском восстании, которые в ноябре 1641 года достигли Лондона. Девять лет спустя ужас того, что он назвал «самой беспримерной и самой варварской резней (независимо от пола и возраста), которая когда-либо случалась в этом мире», не уменьшился
