Не было также какой-либо снисходительности весной и в начале лета 1658 года, когда кромвелевский режим расправился с роялистскими заговорщиками. Высокий суд, назначенный в апреле, собрался в конце мая, чтобы судить людей, пойманных разведкой Турло: Джона Хьюита, Джона Лорда Мордаунта, Генри Слингсби и других. Наказания избежал только Мордаунт. Остальные пошли на виселицу. Джон Лисл, глава Высокого суда, как сообщалось в «Mepjcypnyc политикус», послал Слингсби на смерть со словами, что преступление Слингсби было таким же большим, как «грехи египтян, когда Бог заявлял им о себе столь многими знаками и чудесами в интересах израильтян, и все же несмотря на это они все равно преследовали Моисея и Израиля»[287]. Также не может прямолинейность, с которой Кромвель подавил недовольство в армии, выплывшее на поверхность в последние дни парламентской сессии, подтвердить мнение о нем как о человеке, потерявшем контроль за властью или прежнее политическое чутье. До увольнения Пакера и других недовольных он смотрел в лицо огромному собранию офицеров с тем же политическим и личным мужеством, какое он проявлял в подобных конфронтациях с конца 40-х годов. После обеда, на котором «он выпил с ними много вина», он произнес длинную и, как обычно, импровизированную речь, проведя свою аудиторию через «историю нашего времени», нагло требовал, чтобы любой, кто не приспособится к его правлению, сообщил об этом открыто[288]. Этот эпизод воскрешал элементы железной дисциплины, обеспечившей контроль Кромвеля над армией с гражданской войны.
Проявил ли бы Кромвель такую же политическую волю и решительность, если бы дожил до ознакомления с решением другого парламента, конечно, никогда не узнать. Что он не рассчитывал на легкий путь принятия советов своих граждан, достижения парламентской политической и финансовой поддержки конституционными уступками, можно видеть из того, что «хунта», назначенная им в июне для подготовки нового парламента, имела много представителей от военных советников, которые твердо противились этому Возможно, Кромвель в конце своей жизни был так же не склонен к отказу от своей мечты привести страну на землю обетованную, как и всегда, и он до конца был решителен в том, как он сказал в своей последней речи к своему последнему парламенту, что «свободу совести следует предоставлять честным людям, чтобы они: могли служить Богу без страха; что каждый справедливый интерес может быть сохранен, что религиозное служение должно быть поддержано и не оскорблено соблазняющими и соблазненными душами; что для всех людей надо сохранять их справедливые права, гражданские или духовные»
