— Не хочу делать тебе больно, — пролепетала она так тихо, что он едва мог ее слышать, — но лучше сейчас, чем потом. Мы — это невозможно, Зик.
Он подвел ее к дивану, заставил сесть и протянул чашку с кофе.
— Это твоя ночь. — Зик положил на блюдце бисквит. — Ночь, которая смеется над словом «невозможно». Ты просто верь.
В том-то и дело. Она не могла. Мелоди поднесла чашку к губам, не замечая, что молоко в ней пастеризованное, то самое, которое она не выносит. Она больше не могла верить.
Супруги пили кофе молча, автоматически ели бисквиты. Мелоди не хотелось говорить, не хотелось возобновлять дискуссию. Она неделями продумывала аргументы и контраргументы и теперь не могла сказать Зику ничего, чего бы уже не сказала. Ее доводы иссякли.
— Давай слепим снеговика.
Если бы Зик предложил: «Давай слетаем на Луну», она не удивилась бы сильнее.
— Что?
— Снеговика. — Он указал на окно. — При отеле имеется маленький дворик. Окна ресторана выходят как раз туда. Там растет дерево и несколько кустов. Мы можем слепить снеговика. — Зик улыбнулся. — Давай жить жизнью, полной опасностей.
— Но как же мы?… — Она покачала головой. — Все спят. Дверь, наверное, заперта. Нас никто не выпустит.
— Кто-то должен дежурить. — Зик заставил ее подняться. — Хочется немного подышать свежим воздухом.
Мелоди тоже хотелось. Она задыхалась после месяцев, проведенных в больнице.
— Они решат, что мы сумасшедшие.
— Это их право. — Он наклонился и крепко поцеловал ее. — Оденься потеплее и… — Зик замолчал, потому что ему в голову пришла новая мысль. — Если, конечно, ты не устала.
Он хотел сказать: «Если твои ноги не очень болят», — решила Мелоди. Да, ноги болели. Немного. Гораздо меньше, чем в больнице, когда ей было не о чем думать, кроме своего самочувствия. Женщиной овладела жажда приключений.
— Нет, я не устала.
— Тогда пошли. Мы создадим для потомков шедевр.
— Неприятно говорить об этом, но он вскоре растает.
— Да, но память о нем будет жить, — возразил Зик, когда они выходили из гостиной. — И я, кстати, верю, что снеговики оживают, как только люди уходят. Наш получит много радостей в своей недолгой жизни.
— Ты сумасшедший, — рассмеялась Мелоди. Все это было в духе Зика. — Сумасшедший.
— Нет, я просто благодарен судьбе. — Он вдруг стал серьезным. — Несколько месяцев назад, в первую твою ночь в больнице, мне советовали готовиться к худшему. Такие ситуации заставляют разобраться, что в жизни важно, а что нет. Ты думаешь, что все в твоей власти, что расписал будущее день за днем, и вдруг понимаешь, что один миг может все изменить. Мы, люди, такие хрупкие. Мы легко ломаемся.
