-- Валера, ну, ты не отчаивайся, мы будем добиваться, чтобы тебе дали выступить...
-- Пинаев, идиот, не вздумай! Этих фестивалей еще до хрена будет, а вот в один список с Лоресом и Мирзаяном я больше, может, никогда не попаду...
Классики всегда современны.
(Продолжает рассказ Борис Жуков.)
-- Чудовищная атмосфера сверхбдительности на фестивале словно нарочно провоцировала всевозможные инциденты. То публика как-то неадекватно реагировала на "Почтальонку", спетую впервые вышедшей на большую сцену Галей Мартыновой (ныне Хомчик). То по залу прокатывалось тихое шушуканье при виде невесть кем выпущенного на сцену Петра Старчика. Но это, оказывается, были еще цветочки...
Бомба взорвалась, когда на сцену вышла Наталья Пинаева -- жена вышеупомянутого члена оргкомитета. И чистым, звонким, наивным голосом объявила:
-- Стихи Роберта Бернса в переводе Маршака.
За тех, кто далеко, мы пьем,
За тех, кого нет за столом -
За славного Тэмми,
Любимого всеми,
Что ныне сидит под замком.
За тех, кто далеко, мы пьем,
За тех, кого нет за столом -
За Чарли, что ныне
Живет на чужбине,
И горсточку верных при нем!
Свободе -- привет и почет,
Пускай бережет ее разум,
А все тирании пусть дьявол возьмет
Со всеми тиранами разом!
В общем-то, для восторга зала и ужаса начальства хватило бы и этого. Но дальше пошло нечто вовсе несусветное:
Да здравствует право читать!
Да здравствует право писать!
Правдивой страницы
Лишь тот и боится,
Кто вынужден правду скрывать!
Зал уже подпевает, вернее, тихо подвывает от восторга. "Ответственные" сидят с кислыми мордами -- а поди придерись, стихи-то хрестоматийные, сто раз напечатанные...
Остается добавить, что в ту пору Наталья Пинаева была сотрудником Главного управления исполнения наказаний МВД СССР -- проще говоря, тюремного ведомства.
Текст и подтекст.
(Продолжает Борис Жуков.)
-- Но самым коварным и изощренным идеологическим диверсантом на том фестивале оказался Андрей Крючков.
Он вышел на сцену, спел какую-то вполне нейтральную лирику, ему столь же нейтрально похлопали. В конце концов он запел свою "визитную карточку" -"Новогоднюю" ("У хороших людей зажигаются яркие елки..."). И все бы ничего, но на последних двух строчках зал вдруг разразился торжествующим хохотом и аплодисментами. Граждане начальники тупо глядели в представленный на литовку текст (от которого Крючков, ясное дело, не отклонялся), силясь понять: чего это они все? Ну что тут такого:
Нехороших людей давно скушали серые волки,
